У меня возникает странное ощущение, с одной стороны я понимаю, что уже взрослая, и оцениваю ситуацию, как взрослый человек, но с другой стороны я чувствую себя совсем ребенком, растерявшимся, уязвимым, бесправным существом, но всецело полагающимся на своих родителей и считающим их, практически богами.
— Мамочка, мы к тете Нате поедем? — спрашиваю, потому что помню, что недавно мама также собирала мои вещи, и я жила у тети Наташи, маминой старшей сестры, пока родители уезжали из города.
— Да котенок, — всхлипнув, шепчет мама, продолжая методично все складывать в сумку.
— А можно я Лялю возьму? — слезаю с кровати и начинаю помогать маме собирать игрушки в сумку.
— Да котенок, — кивает мама, и позволяет мне взять самую большую, и самую мою любимую куклу, которую подарил мне папа на день рождения.
В комнату входит папа, кажется он зол. Ничего не могу понять, но на всякий случай возвращаюсь обратно в кроватку. Папа не любит, когда я поздно ложусь спать и начинает ругаться.
— Куда ты собираешься? — спрашивает он маму.
— Ухожу, — коротко отвечает она, продолжая все вытаскивать из моего шкафа.
— С ума что ли сошла? — я вижу, как у папы белеет лицо, а взгляд становится совсем диким. — Я тебя никуда не пущу!
— Так я тебя и спросила, — зло сквозь зубы цедит мама, застегивает сумку, берет ее в руки, и повернувшись ко мне, говорит: — Котенок, собирайся, я сейчас вызову такси, и мы поедем к тете Нате.
— Вы никуда не поедете! — рычит, как раненый зверь отец, отчего мне становится страшно, и всхлипнув, я прячусь под одеялом.
Папа еще никогда так громко не ругался и не злился на маму, я не понимаю, что происходит. Обернувшись мама очень тихо говорит ему:
— Не смей пугать ребенка. Ты сам только что сказал, что Света не твоя дочь, а меня обвинил в измене. Значит нам в твоем доме делать больше нечего.
Отец переводит на меня болезненный взгляд.
— Я вас никуда не отпущу, — шепчет он, и резко хватает маму за руку.
— Отпусти, сволочь! — громко кричит она, и пытается вырваться.
Я с ужасом смотрю на то, как папа пытается удерживать маму, а она со всего размаху бьет его большой сумкой, в которую я положила Лялю, прямо по ноге.
От неожиданности он выпускает маму, и она почему-то падает на кровать, вот только головой ударяется о деревянную спинку, и скатившись на пол, почему-то затихает.
— Мамочка тебе больно?
Я тут же спрыгиваю с постели и подбегаю к маме, знаю, сама не раз, также падала, и мама меня всегда жалела, надо и маму пожалеть, чтобы ей не было больно.
— Марина? — папа подходит ближе, и подхватив меня на руки, садит обратно на кровать, а сам наклоняется к маме. — Мариш, очнись.
Он трясет ее за плечи, прикладывается ухом к груди, берет за руку. Но мама почему-то не отвечает и продолжает лежать с закрытыми глазами.
— Мама спит? — спрашиваю с удивлением.
Папа переводит на меня растерянный взгляд, а затем обратно на маму, и уже с новой силой начинает ее трясти за плечи, громко кричать, заставляя ее проснуться. Вскакивает на ноги, убегает из комнаты, возвращается с коробкой, в которой мама хранит лекарства, высыпает все лекарства на пол, находит какой-то бутылек, открывает его и дает маме понюхать. Взрослым сознанием понимаю, что это скорее всего нашатырь. Но мама все равно не просыпается.
А затем папа достает свой телефон и звонит в скорую. Я вижу, как трясутся его руки, как каменеет его лицо, а взгляд становится совсем черным.
Он подхватывает маму на руки и уносит ее из моей комнаты. Я уже встаю, иду следом, но папа заставляет меня лечь спать, а дверь в комнате закрывает.
Немного поплакав, я вытаскиваю из сумки Лялю, и ложусь вместе с ней спать.
16 глава
Открываю глаза и смотрю на двухъярусный белый потолок. Из-под второго яруса приглушенно струится розово-желтый свет, создавая интимную обстановку. Чуть повернув голову, вижу Льва. Он сидит рядом со мной на кровати, спиной опираясь об ее спинку, с планшетом в руках. Из одежды на мужчине — серые спортивные шорты и майка борцовка. Хоть в его руках и находится гадждет, да только смотрит он совсем не в него. Мыслями Лев сейчас находится совсем не в этой комнате, а где-то далеко.
Приподнимаю рукой простынь и вижу, что меня кто-то раздел, и сейчас на мне лишь трусики.
— Проснулась? — спрашивает Лев, и смотрит на меня нахмурившись. — Как самочувствие?
— Не знаю, — охрипшим после сна голосом, отвечаю, и пытаюсь приподняться на локтях, придерживая простыню, и сразу же вспомнив, как и при каких обстоятельствах я «уснула», спрашиваю: — Мне было плохо, да?
— Давление понизилось, — Лев помогает мне приподняться, за подмышки подтягивая вверх, и удобнее устроиться полусидя. Подкладывает подушку под спину. Похоже мужчину совсем не смущает отсутствие моей одежды, в отличии от меня.
— Так сказал наш личный семейный врач. — Продолжает он, как ни в чем не бывало, даже не взглянув на мою оголившуюся грудь, которую я спешно прикрываю простыней. — Смена климата, голод, стресс…, - он вздыхает, хмуро смотря на меня, — тебе поставили укол нормализующий давление и сразу же успокоительное со снотворным.