– Не вопрос! – бодро ответила она, вскарабкалась на стул и звонко сообщила: – В следующую субботу всех приглашаю на свой день рождения! За город! Легкие закуски, вкусные салаты, крепкие напитки, горячее мясо и танцы на столах. Последнее – по желанию.
– И что – это анонс? – туповато спросила Соловьева.
– Анонс, – ответила Шелестова. – А что же еще?
– Так чем ты хотела поразить Харитона Юрьевича? – уточнила Вика – Сообщением о том, что будут танцы на столах?
– Нестандартным подходом к теме, – Шелестова склонила голову к плечу и уперла руки в бока. Смотрелась она, как солистка ансамбля русской пляски перед кадрилью. – Он ждал про газету – а я ему про день рождения! Виктория Евгеньевна, да вы не волнуйтесь – все будет комильфо, к тому же, дело будет происходить не на теплоходе каком-нибудь, а на суше. Нельзя сейчас на теплоходе – навигация закрыта. Зима!
Вика сжала зубы так, что у нее даже скулы побелели.
– Кстати, коллеги, что желаем? – Лена залихватски свистнула. – Что кушать будем? Птица, рыба? Или, как это и водится зимой в нашем географическом поясе – свинку?
– Свинина – это хорошо, – заметил Петрович. – Особенно если её этак прожарить как следует со всех сторон, и соус к ней подать острый. Ткемали там, или что-то мексиканское.
И он изобразил нечто вроде вращения шампура. Меняются люди с годами. В старые времена именно Петрович громче всех орал: «Горячее сырое не бывает», и в результате очень напоминал упыря. То, что он ел, оно не то что горячим – теплым не было и кровушкой брызгало.
– Прожарят, – заверила его Елена. – Не волнуйся. Будет специальный человек, который займется мясом.
– О как! – Соловьева даже сморщилась. – Специальный человек! А где будет происходить сие действо?
– Папенька свой охотничий домик мне под это дело выделил, – кукольным голосом сказала Шелестова. – И сразу скажу – да, у моего папы есть охотничий домик. И не только тут, в Завидово, а еще и в Испании, в Валенсии. Точнее, там он не очень-то и охотничий, он там в основном рыбу ловит… Неважно, короче.
– Салаты, – сообщила Таша, опередив Соловьеву, которая собиралась что-то вякнуть. – И апельсинок. А – еще кампари. Я это все очень люблю поглощать.
– Будет тебе и то, и другое, и третье, – пообещала Шелестова, слезла со стула и повернулась ко мне. – Ну, а ваше пожелание, дорогой шеф? Может – котлеток «де-воляй»? Или что-нибудь эдакое под соусом «шеврей»?
– Не отказался бы от порционных судачков «а-ля натюрель», – на автомате ответил я, прикидывая, как бы так половчее отказаться от данного заманчивого предложения. Нет, Завидово, горячее мясо, холодная водка – это все прекрасно. Но к этой благодати прилагаются еще мама, папа, младшая сестра…. Если бы только родители – еще ничего, хотя это тоже не фонтан. А вот младшая сестра мне совершенно не нужна. Она, Шелестова и Вика в одном месте? Да я лучше прямо сейчас пойду и стекла нажрусь. Или вниз головой из окна сигану. Ей-ей, есть масса куда более простых способов лишить себя жизни.
У меня даже живот заныл от картины, которую я представил. Неприятно так.
– Как скажете, – деловито сказала Елена, кивнув.
– А мне этого, как его…. – Самошников защелкал пальцами, но был тут же осажен и поставлен на место.
– Виски будет, не волнуйся. И закуска к нему тоже, – заверила его Шелестова.
– Фу, – Соловьева только что на пол не сплюнула. – У тебя от прогиба позвоночник не хрустнул?
– Не-а, – Шелестова вышла на центр комнаты, легким движением встала на «мостик» и сообщила всем, глядя на нас снизу вверх: – Я на гимнастику пять лет ходила. В большой спорт не рвалась, но растяжка по жизни вот, пригождается иногда. Я и на «шпагат» могу сесть.
– Она о другом говорит, – мягко объяснила ей Вика. – О том, что нельзя вот так, беспринципно, не сказать – бесстыдно…
– Все-все, – Шелестова вернулась в вертикальное положение, причем без посторонней помощи, и замахала руками. – Я знаю, что вы скажете. Вот интересно как выходит, – если хочешь приятное хорошему человеку сделать – обязательно найдется тот, кто в тебя кинет камень. Да, он наш начальник – но что с того? Вот есть у меня желание сделать так, чтобы он хоть один вечер отдохнул от своих забот, простое и незамысловатое, – и то его вывернули наизнанку. Ну ладно Мэри, с ней все понятно – нелюбовь к ближнему своему, это смысл ее жизни. Но вы-то, Виктория Евгеньевна?
Голос ее был полон мягкой грусти и даже какой-то назидательности. Нет, это не девка, это сатана. Не дай бог кому-то в такую влюбиться – это не жизнь у человека будет, а хождение по лезвию ножа. Ежедневное.
Я скорее поверю, что на Луне жизнь есть, чем в простоту ее замыслов, явно какую-то каверзу задумала. И ведь даже не поймешь – какую.