Два Парижа

Что, похоже, особенно злит его противников, это непреклонное отрицание коммунизма, которое не стесняется выражать упрямый бретонец; как и его откровенно неприязненное отношение к СССР. Конечно, такие взгляды плохо согласуются со стандартными позициями левой французской интеллигенции. Но мы-то, русские антикоммунисты, можем им только сочувствовать.

Так или иначе, «Le Front National», за несколько последних лет удвоил число своих сторонников. Он уже превратился в политическую силу, с которою нельзя не считаться. А если так пойдет и дальше…

Со своей стороны, – пожелаем ему успеха!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 28 мая 1988 года, № 1974, с. 1

Забытый эпизод (из истории парижской эмиграции)

Случилось, еще в самые мои первые годы в Париже, что меня привлекли ко сбору пожертвований в пользу Богословского Института. Что же, дело вроде бы было хорошее; хотя насчет юрисдикции, к которой Академия имени святого Сергия принадлежала, у меня и тогда копошились в голове кое-какие сомнения.

Отвели нам, сборщикам, каждому определенный участок (мой, помнится, был в 7-м округе города, в районе станции метро Эколь Милитер, Латур Мобург и Шам де Марс) и вручили список лиц, каковые были известны, как сочувствующие и способные откликнуться. Действительно, почти никто не отказывался, хотя размер взноса зависел от возможностей.

У меня в бумажке значился, в числе прочих, некто полковник М. Войдя в богатую квартиру, встретил я молодящуюся женщину лет за 40, и с ней у меня произошел такой диалог:

– Да, конечно… Но только, вы знаете, у вас там, в Институте, все очень правые, а я – советская дама.

– Мы пожертвования принимаем ото всех, вне зависимости от политических взглядов. Но всё же вы меня несколько удивляете. Ведь там, в СССР, происходят, похоже, довольно страшные вещи.

– Ах, это вы совсем ошибаетесь! Это потому, что вы, наверное, уже и родились-то за границей, воспитаны в эмиграции, и вот совсем оторвались от родины.

– Я-то, – думаю, – вчерашний выпускник Ленинградского университета! В эмиграции можно сказать, без году неделя…

– Да, да, вы оторвались от родины и не знаете, что там происходит! Были когда-то эксцессы, но теперь, уже давно, идет мирная, счастливая жизнь и совершается великое строительство.

Тут наш разговор прервался. Вернулся откуда-то хозяин, муж моей собеседницы, стройный, очень моложавый, элегантно одетый и гладко выбритый мужчина с выправкой военного и манерами светского человека.

Сразу поняв ситуацию, он стремительно подписал мне чек на крупную сумму, с любезной улыбкой проводил до выхода и закрыл за мною дверь. На этом всё могло бы и кончится.

Но нет. Было продолжение. Вскоре после того французское правительство решилось, наконец, на давно назревшую энергичную меру: расправиться с эмигрантскими совпатриотами. Те было уж совсем обнаглели: сформировали Союз советских граждан, стали издавать свою газету «Советский Гражданин» (помимо двух уже до того выходивших просоветских печатных органов, «Русские Новости» и «Честный Слон») с огромными портретами Сталина и Ленина, и принялись в ней вовсю громить прогнивший капиталистический строй Запада и пропагандировать коммунизм.

Теперь вот мы узнали из французской прессы, что Союз этот отныне запрещен, а его головка высылается в СССР. В перечне подлежавших отправке туда фигурировали, припоминаю, Булацель, Одинец, Любимов, прославившийся позже Кривошеин, и, среди прочих, полковник М.

Я особенно не удивился.

Удивиться пришлось потом.

Последовало сообщение, что по ходатайству парижской префектуры, из числа подлежавших высылке исключаются 2-3 человека. В частности, и полковник М.

Официально не разъяснялось, но всем стало известно, что эти лица исполняли роль осведомителей французской разведки; проникнув внутрь организации советских патриотов, они информировали полицию об их секретах.

Так что мой полковник М., – какие-бы причины его ни побудили к подобной работе, стоял, всё же, выходит, на стороне Добра, а не Зла, в той борьбе, которая шла (да она и по сейчас идет) между силами Тьмы и силами Света.

Поэтому не называю здесь его полного имени, хотя вряд ли он еще жив, чтобы как-нибудь не повредить ему или его потомкам, если таковые имеются.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 6 марта 1993 года, № 2222, с. 2

Жив курилка! Письмо из Парижа

Всюду теперь говорят и пишут, что мол русская эмиграция вымирает, – уже вымерла, – исчезает, от нее ничего не осталось.

Слушаешь и веришь. И то сказать, ведь уж сколько лет она существует! И считать не хочется…

Только вот бывают случаи, что теория приходит в коллизию с практикой. Житейские наблюдения порою оказываются в противоречии с утверждениями прессы и литературы.

Пошел я на Пасху в Александро-Невский собор на улице Дарю в Париже.