Два Парижа

– Не только не был знаком, но и не знал его имени. В Париже живет много тысяч русских эмигрантов, – ответил я.

– Вы журналист? – вернулся в атаку чиновник, смотря в мои бумаги. – Для каких газет вы пишете? Для советских?

Я почувствовал, что теряю терпение.

– Для русских антикоммунистических газет эмиграции, крайне правого направления, сударь; не усматриваю, впрочем, чтобы это имело отношение к делу. Если я вам кажусь подозрительным, я бы попросил вас позвонить инспектору Ле Генну в «Сюрте» – вот номера его служебного и домашнего телефонов. Он, я полагаю, не откажется за меня поручиться.

Переглянувшись со своим помощником, комиссар взял протянутый ему мною листок и пошел в соседнюю комнату разговаривать по телефону. Минут через пять он вернулся с прояснившимся лицом.

– Инспектор Ле Генн сказал, что отвечает за вас как за самого себя; извините мои сомнения, сударь; вы помните, долг службы… Не хочу вас задерживать больше. Но если вам угодно немного подождать, инспектор сказал, что выезжает немедленно и будет здесь через десять минут максимум. Он хотел бы видеть вас и расспросить о подробностях.

Действительно, скоро в комнату быстрыми шагами вошел Ле Генн. Он казался взволнованным, что, при его всегдашней выдержке, было вещью необычной, и стал торопливо расспрашивать комиссара о деталях происшествия.

– On voit d’après ses papiers que la victime s’appelait Georges Lubomirsky, – объяснил тот, заканчивая свой рассказ.

– Prince Georges Lubomirsky[79], – задумчиво поправил Ле Генн и, оборачиваясь ко мне, предложил мне место в своем автомобиле, с тем, чтобы мы могли поговорить по дороге.

Едва машина тронулась, Ле Генн возбужденно сказал мне:

– Самый неприятный случай в моей практике. Молодой человек был у меня на заметке… Не потому, чтобы он был в чем-нибудь виновен, а потому, что я имел основание думать, будто ему грозит опасность. И вот… не уберег… Boed ann ifern![80] – когда Ле Генн ругался по-бретонски, я уже знал, что его недовольство собой и окружающим миром дошло до предела.

– Ma Doue, ma Doue[81], – пробормотал он потом с сокрушением. – Сейчас мы увидим, окончательно ли сегодняшний день для меня несчастный… Я послал моего друга, инспектора Элимберри, в дом убитого; я подозреваю, что весь преступный акт был предпринят с целью завладеть некоторыми документами, находившимися у него на квартире… Но еще есть шанс, что мы поспели вовремя… спасибо вам; если бы вы не сослались в комиссариате на меня, я бы не узнал об этом деле так быстро…

Ле Генн повернул руль, как мне показалось, в нарушение всех правил уличного движения, и машина понеслась стрелой.

В маленьком доме на аньерской набережной, он вбежал по узенькой лестнице во второй этаж так быстро, что я на несколько шагов от него отстал. Я слышал его восклицание еще на пороге открывшейся перед ним двери.

– As-tu réussi, Michel?[82]

Смуглое лицо приземистого баска, которого я уже знал, как одного из ближайших сотрудников Ле Генна, выразило ободряющую улыбку.

– У меня такое впечатление, что все бумаги целы, Шарль. Хотя, если верить хозяйке дома, делались какие-то подозрительные попытки на этот счет… Вот, я думаю, то, что ты ищешь – хотя ты знаешь, я по-русски не понимаю ни слова… но там есть кусочки по-французски…

Элимберри протягивал Ле Генну пачку тонких тетрадок в желтой обложке.

Бретонец вытер влажный лоб.

Через его плечо я оглядел маленькую студенческую комнатку, опрятно и заботливо прибранную. Порядок нарушала только рукопись на столе, прерванная на середине страницы и прикрытая наполовину каким-то толстым фолиантом. По стенам на полках, стояло множество книг, большинство, как я заметил, посвященных русской и французской истории.

– Значит, не всё потеряно, – говорил между тем Ле Генн, – я хочу надеяться, что смерть бедного мальчика по меньшей мере не останется не отомщенной. Мой друг, – обратился он ко мне, – могу я вас попросить прочесть всё это и передать мне завтра на словах резюме? Но это спешно и важно… Если бы вы завтра зашли ко мне на службу? В час дня или полвторого? Большое спасибо, я буду рассчитывать на вас.

* * *

Чем дальше я читал дневник князя Юрия Любомирского, тем более я жалел об этой так рано оборвавшейся жизни. Со страниц его записок его образ вставал чрезвычайно светлым и симпатичным. Видно было, что это был серьезный юноша, сосредоточенно работавший над своим предметом, историей, в Сорбонне, вызывавший большой интерес у своих преподавателей, а в остальном – хороший товарищ, умный, чистый и отзывчивый молодой человек.

Ле Генн не дал мне никаких указаний о том, что мне следовало искать, и мое первое впечатление было то, что в существовании Любомирского не было решительно ничего скрытого, темного или подозрительного. Но позднее мне стало казаться, что я нашел в хаосе записей нужную нить, нашел то, что должно было интересовать Ле Генна.

Вот какие заметки привлекли мое внимание: