Открыв дверь, я увидел Киёко, которая собирала рассыпавшиеся бумаги. Она подняла голову и посмотрела на меня. Злость на её лице за настырность и за несправедливость в этом мире сразу исчезла. Перед её невинным взглядом устоять не мог даже я. Мне было приятно, что она решила навестить меня. Немного постояв я понял, что надо бы помочь ей. Присев, я тоже начал собирать её бумаги. Устоять перед её лазурными глазами было невозможно. Она была уж слишком милой. Иногда встречаясь с ней взглядами мы отводили глаза. Собирая бумаги наши руки соприкоснулись. Мы вздёрнули головы и посмотрели друг на друга. Неловко отвернувшись мы одновременно отдёрнули руки. Наши лица залились румянцем. Мне было особо неловко. Когда мы собрали бумаги, я отдал их Киёко и мы ещё недолго постояли. Молчание воцарилось между нами, и легло на наши плечи как тяжёлый груз. Мне было приятно видеть её покрасневшее лицо, хотя уверен, что я был таким же красным. Нет, не от усталости. От смущения. Но я понял, что нужно бы впустить её в дом. Отойдя от двери, я жестом руки предложил коллеге войти. Она кротко кивнула и вошла. Пройдя на кухню она присела и стала сортировать свои бумаги. Я тоже прошёл в кухню и поставил чайник, не смотря на то, что чаю вовсе мне не хотелось. А откупоривать вино мне не хотелось. Присев за стол я продолжил заполнять и доделывать бумаги. Киёко, притихшая, сидела напротив, и иногда, отрываясь от своих бумаг, смотревала на меня. Теперь чистые, как безоблачная высь, глаза с любопытством разглядывали мои, схожие со спелыми помидорами, щёки. Да, я всё ещё был залит краской. И так непривычно было чувствовать её взгляд на себе. Я тоже раз оторвался от бумаг и посмотрел на неё. Мы с ней повстречались взглядами. Она была полна решительности и была сосредоточена на бумагах, однако ей была немного неудобна моя компания. В её светлых и невинных очах отражались какие-то документы. Я бы мог даже прочитать, что это за документы, однако девушка вернула взгляд на бумаги. Разочаровавшись, я тоже вернулся к делу. Так мы провели около получаса. Чайник давно закипел, и чай был готов, однако ни я, ни Киёко не любили горячий чай. Из-за горячего чая можно было обжечь язык. Поэтому он сейчас остывал и стоял около плиты, разлитый в две красивых чашечки, одна из которых была расписана алыми розами с шипами, а другая терновыми ветвями переплетающимися с виноградными лозами. Последняя была моей. Мы с ней ещё пару минут посидели, а после мне всё это так надоело, что порвать всё захотелось. Ненавижу свою работу. А Киёко заметила. И из своей сумки достала бутылочку вина 70-го года. Сперва я не поверил глазам своим, но потом почему-то очень быстро достал бокалы. Ожидать я такого не ожидал, особенно от напарницы. Она же вроде не пила вино. Однако она согласилась выпить. Меня это сперва повергло в шок, но я быстро открыл бутылку и налил нам по пятьдесят грамм. Мы чокнулись и выпили. Как оказалось ей даже понравилось и она предложила ещё выпить. Итого мы выпили около пяти или шести бокалов. Напился я ещё после второго, но дальше пил я только ради Киёко. После, мне открылась тайна, что она не могла опьянеть конкретно после вина. После того, как я окончательно напился (а это был уже бокальчик восьмой) я отрубился. Помню только то, что Киёко что-то ляпнула. Что-то вроде: «Просыпайся коротышка» или «Ау, ты спишь или нет, карлик?». Не думаю, что она хотела обидеть, но когда при мне заводили разговор о росте, то не далеко до начала скандала. В этот раз меня это задело даже сильнее, чем обычно. Всё было как в тумане из-за чего я не помню что точно было. Но когда я пришёл в себя было уже утро, или даже новый день. Я приподнялся и понял, что я в своей комнате. После вчерашнего у меня сильно болела голова. Всё что я тогда вспомнил, так это то, как я открывал вино. Делать это определённо не стоило. И лучше бы мы выпили чаю. Какое-то время у меня даже в глазах двоилось. Но когда я окончательно пришёл в себя передо мной стояла Киёко. В одной её руке была чашка только что приготовленного кофе, а во второй папка с бумагами. Она положила мне на ноги папку и села рядом. Приятный аромат кофе быстро распространился по комнате. Она немного отпила и поставила на подоконник чашку. Она потрогала рукой мой лоб и тихо вздохнула.
- Вот надо было тебе вчера так напиться, - с улыбкой сказала Киёко, вставая с кровати и направляясь к телефону.
- А что вчера было? - не понимая ничего спросил я. Из вчерашнего я уже ничего не помнил.