Два письма

А я, вооружившись взятым у боцмана куском водостойкой шкурки, старательно дорабатывала планшет. Нет, всё хорошо и два отделения удобно и наверно карту класть под прозрачный разворот классно, но вот цвет зелёный на нашей чёрно-синей форме ни в какие ворота. То есть любой вояка при звании обязательно прицепится, и будет в своём праве. Вот я и соскребала краску, в надежде, что потом заглажу с ваксой и получу настоящий радикальный чёрный цвет, а не как Киса Воробьянинов. После целого дня шорканья наждачкой и кончиком ножа вокруг кнопок, куда шкурка не подсовывается я ободрала краску до чуть взлохмаченной рыжей кожи. А уж сколько я от девчонок выслушала подколок и ехидных советов, наверно не сосчитать. Отдельно пришлось возиться с длинным лётчицким ремешком, который к тому же ещё и не регулировался, но здесь мне помог тот самый местный старик, который нам после этого ещё и уток подкинул. У него же удалось позаимствовать утюг, потому что, несмотря на все мои заверения, узнав о моих планах женщины встали монолитной неприступной стеной. В результате, к вечеру второго дня на печке лежал и сох мой новый чёрный, местами даже почти глянцевый, планшетик с ремешком, длина которого делает его абсолютно неприемлемым для любого мужчины, а мне в самый раз, могу его нести просто в руке, могу на сгибе локтя, а могу и на плече, он у меня подмышкой, идеальная длина. И не моя вина, что мужчины такие странные и на сгибе локтя сумки не носят…

В тетрадке на первой странице написала текст песни "По долинам и по взгорьям" и расписала её по нотам, тем более, что мы её в оркестре учили, в общем, это заняло почти три страницы. Потом написала стихотворение Пушкина посвящённое Анне Керн и тоже сделала разбивку по нотам, но не так, как в известном романсе, а чиркала и исправляла, ну, муки творчества – живая иллюстрация, ПАНИМАШЬ, ещё пара страниц. А свой черновик решила начать писать сзади тетради…

Самое удобное место в предбаннике дома правления отделения колхоза. Из этого предбанника две двери, за одной кабинет местного бригадира, за другой кабинет участкового, когда он сюда заезжает. Дом никто не топит и не закрывает, а люди здесь появляются только по каким-то серьёзным причинам. Обычно в этом зале-предбаннике никого, как и во всём доме. Вдоль стен сделаны лавки, вдоль которых целых четыре стола, казённые с инвентарными бирками. Ещё из стены между кабинетами наполовину выступает круглая печь-голландка с железным листом перед топочной дверцей и прислонённой кочергой. В правом дальнем углу на столе лежит газетная подшивка, которую на удивление никто не дербанит на личные нужды, а на полочке рядом на стене какая-то книжка Ленина, две какие-то истрёпанные до изумления без обложек и учебник химии восьмого класса. Надо полагать, что здесь находится уголок местного агитатора или комсорга, а мне это место нравится тем, что оно далеко от двери и входящий не сразу заметит меня в дальнем углу…

Кроме меня здесь мы пересеклись только раз с конопатым матросом, который громко шмыгая носом старательно писал письмо и после нескольких часов сопения у него получилась целая страница, могу себе представить как тяжело ему дался этот эпохальный труд, потому что исподволь поглядывала на него всё время и видела, что всё это время он писал не отрываясь от старания двигаясь кажется не только плечом вместе с рукой, а ещё помогая себе спиной тазом, а по движениям его головы при определённой сноровке наверно можно было бы угадать каждую написанную букву. Вот ведь молодец, с такими трудами, но всё-таки собрался и написал письмо. Мне даже стало стыдно, и я написала письмо в Ленинград. Ведь на моё первое письмо они пока ещё не ответили, и надеюсь что у них всё по возможности хорошо…

А о чём мне сейчас писать Сталину? Про Хрущёва? Про Брежнева? Про март пятьдесят третьего? Про два инсульта, и что после второго произошло явное эмоциональное размягчение? Про всё надо писать, в том числе про перестройку, про развал Союза, про национальную политику, которую расхлёбывать пришлось через пятьдесят лет… И как излагать только факты, без личного мнения, ведь не бывает просто фактов, умелая их подборка может самое свирепое идеологическое оружие. Так что даже не питюкаем про свою непредвзятость, нет у меня и Соседа объективности, мы не Боги, да и у них, мне кажется с объективностью проблемы. Помню, как услышала в детстве про Великий Потоп и долго потрясённая ходила, это же если прикинуть, творил своих детишек по образу и подобию, а потом обиделся и всех, как котят в ведёрке утопил, только одного подлизу с семейкой оставил, а звери и птицы за что? Но ведь тогда гадов, что в воде обитают это не затронуло, почему же не сжёг всех на фиг? Ладно, это я опять отвлеклась.