Два полцарства

– Валяй, рассказывай. Хоть билборды закажи, – я отмахнулась устало и все же пошла на выход.

Глава 30

Я сопротивлялась через переосмысление.

Егор пару раз звонил, я не брала трубку. Квартиру все-таки сменила, сняла ближе к центру и дороже – сбережения позволяли мне такие маневры. Время от времени меня догоняла мысль, что хотя бы Егора стоило выслушать – это не он шантажировал меня, ему бы, вполне вероятно, и в голову не пришло мне угрожать. Но уже через секунду я понимала: я не могу всерьез отделять одного от другого, Егор и Дима для меня существуют будто вместе, совсем разные, но именно вкупе вызывающие те самые безумные эмоции. Что делает один – делают они оба. Я стала ключевым пунктиком в их общей мести, даже если в отношении ко мне была не только месть, но именно с нее все и началось. И всякий раз, когда мне казалось, что я рубанула сгоряча, я вспоминала обо всей предыстории, и сразу отпускало – потому и хватало сил сбрасывать звонки и быть готовой к холодной встрече, если таковая случится.

Переосмысление было главной движущей силой моего сопротивления.

Даже если убрать всю подоплеку и мое нежелание больше участвовать в цирковой постановке на тему столетней войны, то сами отношения с двумя мужчинами были обречены на провал. Признаю, что мы здорово развлеклись, я получила незабываемый сексуальный опыт, я с каждым днем и каждой совместной ночью влюблялась в них еще сильнее. И к чему бы все пришло? К тому, что в случае беременности я бы даже не знала имени отца ребенка? И это если меня в четыре руки не потащат на аборт, «потому что не вовремя».

У меня хватало поводов для волнения, потому для финансового вопроса в голове попросту не осталось места. Егор когда-то сказал правду: переведенной в качестве «моральной компенсации» суммы хватило бы для покупки скромной квартирки в столице. Квартиры, в столице, пусть даже самой скромной. Таких денег никогда не водилось ни на моих, ни на счетах всей моей семьи. Однако я решила пока жилье арендовать, зато не беспокоиться об оплате за учебу. Быть может, у моего спокойствия была и другая причина – Камелин. Я хоть об этом всерьез и не размышляла, но притом просто чувствовала как фон: если меня действительно прижмет, если проблема финансов встанет слишком остро, то я смогу обратиться к этому человеку, и он не откажет. По крайней мере, на улице уж точно не оставит. Дело не в том, что я собиралась так поступить, однако сама страховка положительно влияла на сон.

Кстати, о нем. Точнее, не о Викторе Петровиче, а о незабвенной Ангелине Викторовне. Она позвонила мне через несколько дней, взяв номер у отца, и буквально силой вытащила на завтрак. И там целый час кряду щебетала о своей благодарности и о том, что дружочек ее романтичный оказался мудаком, но смерти все-таки не заслуживающим. Потому-то, по всем законам гуманизма, вышло очень кстати, что «папуля» так и не узнал всех подробностей. Она моя должница, отныне и на веки веков. Меня уже, честно говоря, конкретно тошнило от камелинской семейной благодарности. Еще бы и мачеха Ангелины, очередная жена Виктора, нарисовалась, чтобы объявить себя мне должной за что-нибудь до конца жизни, – это довершило бы картину палаты в психлечебнице.

Но Ангелина будто и не видела, что я только угукаю и киваю, желая поскорее свернуть затянувшийся завтрак. Девушка рассказала историю о моем похищении уже с третьей стороны, не добавив уже ничего интересного, и зачем-то перешла на другие темы. Провела какие-то непонятные человеческому разуму сравнения между отелями на Сейшелах и в Альпах, оставив меня в неведении, на кой черт мне это знание. Выразила желание тоже куда-нибудь поступить и хоть чему-нибудь научиться. Тут же засомневалось, нужно ли ей это. Все эти рассуждения вперемешку с вопросами она лила сплошным потоком, даже не замечая, что я не реагирую. А потом и вообще чистосердечно заявила, что теперь намерена со мной регулярно общаться: «Ну, раз уж ты больше не работаешь в нашем доме, да и папуля тебя бесконечно уважает… Если уж на то пошло, то мне не помешает завести хотя бы одного друга, которого папуля не хочет придушить». На это я лишь ойкнула и понадеялась, что запал у Ангелины быстро иссякнет. Да нет, она девушка милая и добрая, я и раньше к ней нормально относилась, но в круге своего близкого общения ее не представляла. И это мягко говоря. Мне так не хотелось ее обижать, что я просто согласилась иногда встречаться и «вот так мило обо всем болтать».

С первого сентября я сразу погрузилась в институтскую жизнь. Деканаты под аккомпанемент профессорско-преподавательского состава вещали переливистой разноголосицей о том, как всем нам будет сложно. Мне же учеба казалась пока слишком простой. Я успевала буквально вызубривать доклады к ближайшим семинарам и на несколько раз переделывать домашние задания. И все равно оставалась куча времени, чтобы думать. А это было лишним.