Два рассказа

— Тебе не нравится, а я так хотела тебе сделать приятное. Это теперь такая редкость — делать друг другу приятное.

— Если хочешь сделать приятное, следи лучше за домом. Кругом грязь. Ты стала неряшлива. В углах паутина.

— Где паутина?

И опять этот мерзкий прищур.

— Вот тут, тут, тут! — Константин Николаевич стал тыкать пальцем по углам.

— Не может быть! — Анастасия Петровна сощурилась и стала высматривать в углах паутину. — Там ничего нет, ты просто придираешься, — сказала она обычным, несколько усталым голосом.

— Да ты ослепла, что ли? — Константин Николаевич дернул в раздражении головой и ушел в свою комнату. Встал у окна, бездумно глядя на улицу. «Черт знает что, — кипело у него на сердце, — и она еще иронизирует! Нет, вот надо вернуться и заставить ее снять паутину, потыкать носом, а то — придираюсь…» И он пошел к жене. Но то, что увидал, заставило его замереть.

Анастасия Петровна стояла в углу и напряженно, как это бывает с плохо видящим человеком, всматривалась в стены — видимо, отыскивая паутину. И в ее лице и во всей фигуре было что-то жалкое, беспомощное.

— Настя! — встревоженно позвал Константин Николаевич.

Она вздрогнула, обернулась, и он увидал ее растерянные глаза. Они были широко раскрыты, затем сощурились, как бы сделав взгляд высокомерным. Но голос ее прозвучал смятенно.

— Я… я не вижу паутину, — сказала она.

«Как не видишь?» — хотел он крикнуть, если даже от двери видел эту черную нить, вздрагивающую при малейшем движении воздуха, но смолчал, вдруг поняв, что его жена стала плохо видеть и что она давно уже не та ловкая, веселая, молодая, а пожилая, если не старая женщина, и виновато сказал:

— Ты права, там действительно нет паутины… Прости…

Рисунок Анны Ивашенцевой.