Два рассказа

Хозяин навис над гостем, схватившись за стол, и опрокинул свою рюмку молдавского.

— Это Максик Сейка, он, он, — прошептал в ухо гостю, брызжа слюной. — Он твою жену того-этого, правда! Наш Максик!

Тот встал. Стер слюну со щеки и вино с брюк. Бормоча грубые ругательства, метнулся в прихожую.

— Где мой плащ?

— Какой пласт?

Гость подскочил к хозяину, дал ему по шее.

— Плащ!

— Понятно, понятно. Для химишной стирки. Вот он.

Любитель химии поднял свой плащ с пола в кухне. Яростно оттолкнул Адриана к вешалке в прихожей, матерясь, хлопнул дверью.

Адриан стянул брюки, бросил в ванную, сел за стол на кухне. Потирая шею, размышлял о демонах, которых так легко разбудить. Вряд ли на этом все закончится. Вряд ли тот купился на его спектакль. Нет сомнений, что его лицо запомнили. Здесь, вблизи кампуса, на торговцев наркотиками нет управы. И слава Богу, что Эля и Ярек не здесь, что они смогли уехать. Правда, от Гааги недалеко до Амстердама, и эти же демоны могут их заметить.

Он подошел к столу, электромонтажными плоскогубцами взял рюмку Модеста и осторожно поместил в большую банку. Как долго сохраняются на стекле отпечатки пальцев?

Написал на листке УБИЙЦА, прижал бумажку завинчивающейся крышкой. Поставил банку на самую верхнюю полку, надел рабочие брюки и принялся за уборку. Ему уже не хотелось ни тефтелей, ни фасоли.

Вильма Макарич позвонила из гостиницы «Соплицово»:

— Вы меня, наверное, не помните. Но парусную лодку «Вильма» из Шибеника помнить должны. Завтра у меня самолет в Киев, я лечу на конгресс переводчиков Бруно Шульца в Дрогобыч. Могу с вами встретиться или сейчас, или на обратном пути.

— Сейчас, буду очень рад.

Конечно, он помнил эту хорватку, потому что она говорила по-польски. Он брал лодку у ее мужа, Цирила. Красивая была пара: он — высокий, мускулистый, черный, как цыган, с резкими чертами лица, она — словно нарисована наимягчайшим карандашом В6, короткие вьющиеся волосы цвета послеполуденного солнца, и кожа на лице того же оттенка, но будто освещенная внутренним светом. Они принимали Адриана с семьей у себя, только Цирил и седовласый отец Вильмы сели за стол, хозяйка хлопотала, подавала блюда, переводила, когда не удавалось объясниться по-английски. Переводчица детских книжек, окончила славистику в Братиславе. Декламировала по памяти стишки, а Ярек и Эля прыскали со смеху, это были совсем другие книги для детей, не похожие на те, что они знали.

Потом Адриан, Цирил и старик сидели на террасе за бутылкой ракии и спорили о политике, а Вильма и Рена по-бабьи болтали, сперва моя посуду на кухне, затем — потягивая ореховый ликер в комнате.

Лодка, на которой поплыли к острову, называлась «Вильма», и ему, помимо воли, запомнилась смуглая кожа и отливающие золотом волосы женщины с тем же именем. Он вспоминал ее, хотя ему так хорошо было с Реной и детьми на каменистых пляжах.

В Адриане она нашла то спокойствие, которого ей всегда не хватало у Цирила.

Они съели приготовленный им обед, а после уже невозможно было оторваться от стола с компьютером. Когда доедали котлеты, она обмолвилась, что хочет, наконец, продать загребскую квартиру у вокзала, на Медимурской, покончить с не слишком выгодной сдачей внаем, вечными проблемами и тратами на ремонт. А он признался, что ему вдруг захотелось сбежать из центра, от соседства с кампусом и студенческими клубами. Он уже проложил в интернете подходящие маршруты в джунглях торговли недвижимостью, на сайтах ценовых прогнозов, оценок, кредитов. И они погрузились в киберпространство и помчались от таблицы к таблице, от предложения к предложению.

Нет, ничего не было сказано, это всего лишь сравнительные подсчеты, из которых однозначно следовало, что за квартиру в Загребе ничего не купишь на территории Евросоюза, в Европе. Но если продать квартиры в Загребе и Шибенике, добавить — считая чисто теоретически — деньги за квартиру на Влостовицкой, то в двух шагах отсюда наверняка есть дом в каком-нибудь чудесном районе среди старых садов и известковых холмов, полчаса на машине от центра, в каком-нибудь Изумрудном городе или Хогсмиде. А если чуточку повезет с курсом валют, хватит еще и на лодку с парусом, как та. Пусть стоит где-нибудь в Сплите или Трогире, пусть дожидается сезона отпусков.

Только разговорились, только успели выпить в молчании за солдатскую смерть Цирила, а Вильме уже пришла пора возвращаться в гостиницу — самолет во Львов был чуть свет. Она обещала, что задержится на обратном пути, уже не в гостинице. В самолете она думала об Адриане и его судьбе, о том, что он желал здоровья человеку, который отнял у него жену и детей, поскольку вбил себе в голову, будто это справедливо. Внешне он не сильно изменился — немного располнел, но она не помнила, чтобы тогда, в Шибенике, в нем чувствовалась такая сила и какая-то внутренняя тишина. Сейчас он — единоличный правитель в том маленьком мирке, где затворился.