Два раза в одну реку

– Я дам тебе спрей, – пообещала Самохина, – а еще спиральку, зажжешь ее, она будет тлеть до утра, и комаров не будет.

Родственник жены Лешки Смирнова ушел. В палатке, судя по всему, его не ждали. Вокруг было тихо, а потому, о чем разговаривали в палатке, прекрасно было слышно и на борту катера.

– Чего ты не остался? – спросил Смирнов.

– Да там тесновато для меня, – объяснял бодибилдер, – она, конечно, не возражала, но мне нравится, чтобы все с размахом, чтобы оттянуться по полной… Вот у меня дома кровать – два на два. Ну вы сами видели. Я ее к себе приглашу… То есть уже пригласил, и она вроде не против…

– Вот только врать не надо! – крикнула Лена.

– Гав! – подтвердила ее слова собака.

– Умница, – похвалила ее Лена, – завтра угощу тебя чем-нибудь вкусненьким.

– Да ладно, – высунулся из палатки качок, – уж помечтать нельзя! Просто ты мне понравилась.

– И мне тоже, – пронесся над водой шепот.

Тот, кто сказал это, находился на лодке. Лена обернулась и посмотрела на брезентовый тент. Скорее всего, ей это послышалось: собаки ведь не умеют разговаривать. Приближалась ночь. Круглая неоновая луна уже висела над горизонтом, и сверкающая серебром дорожка легла на поверхности озера, пройдя через лодку с брезентовым тентом прямо к белому катеру Лены.

В каюте было вполне уютно. И койка достаточно просторная, по крайней мере, Лене тесно не было. Она лежала и размышляла о том, что хорошо бы и в этом году поучаствовать в соревнованиях. В этом году они пройдут на Сейшельских островах. Приглашение от организаторов получено. Дело за малым – найти деньги. А денег потребуется немало: на дорогу, на взнос участника – турнир ведь коммерческий. В случае победы можно рассчитывать на вполне приличные призовые, но только победить весьма и весьма сложно… Если в гонке на скорость все более или менее объективно, то во фристайле результат зависит от мнений судей, а к ней вряд ли кто-то будет благосклонен, к тому же многие знают, что случилось когда-то с канадским спортсменом.

За стеклом иллюминатора дышала ночная Ладога, шлепала о борт невесомая волна. Лена вспомнила, как впервые вышла в море с отцом. Она стояла рядом с ним на ходовом мостике, отец наблюдал за приборами управления кораблем, а она не могла оторвать взгляда от волн. А волны били в крейсер с такой яростью, словно хотели добраться до маленькой девочки, которая вцепилась двумя руками в полу кителя своего отца, но не от страха, а просто от переполнявших чувств: от возникшего внезапно восхищения, от красоты открывшейся ей стихии…

Отец получил назначение в главный штаб ВМФ. И напоследок хотел попрощаться с соединениями и частями базы, которой командовал. Вылетел на вертолете в отдаленный гарнизон, а на обратном пути вертолет попал в снежную бурю. Комиссия назвала причину крушения – отказ техники, вызванный неблагоприятными погодными условиями.

Когда позвонили в дверь квартиры, Лена и бабушка уже знали о пропаже вертолета, но надеялись, что с отцом все в порядке. Надеялись, что он сидит без связи в холодной кабине, накинув капюшон куртки-канадки на голову, ждет, когда прекратится пурга и прилетят спасатели… В квартиру вошел старый друг Самохина, бывший сосед по лестничной площадке – Кунгуров, теперь уж полковник, пришел вместе с сыном-лейтенантом. Вошел и сказал тихо:

– Андрея нашли. Простите, но обрадовать вас не могу…

Лена заплакала сразу. Лейтенант, которого она помнила мальчиком-ровесником, обнял ее, успокаивая. А бабушка вышла на кухню, достала неизвестно откуда пачку папирос, прикурила от спички, села за стол и прошептала:

– Merde!

Сделала глубокую затяжку и хлопнула по столешнице ладонью.

– Matiere fecale!

Бабушка умерла через полгода. Болела давно, и у нее кончились силы бороться с болезнью. Умирая, она попросила Лену наклониться к ней, после чего прошептала:

– Плохо, что ты не мальчик. В нашем роду все мужчины служили во флоте. Дай мне слово, что родишь сына и отдашь его в Нахимовское…

Лена пообещала, конечно, только вот с личной жизнью у нее не складывалось. И сейчас, лежа в каютке, глядя в серое пятно иллюминатора, вспомнив отца и бабушку, ей хотелось плакать от того, что теперь она одна на свете и нет никого рядом, на кого можно положится или хотя бы поделиться тем, что у нее на душе. Правда, с бабушкой она особо и не делилась секретами, думала, что та не поймет. Конечно, бабушка была немного странной: учила ее языкам, хорошим манерам, но в минуту самого большого горя она, словно не было уже сил притворяться, ругалась по-французски.

Ранним утром, выйдя на корму, Лена увидела метрах в двадцати от катера моторку и сидящего с удочкой незнакомца, помахала ему, и он ответил тем же.

И произнес:

– Восхищаюсь вашей отвагой.

Он показал рукой на небеса.

– Особой смелости не требуется, – ответила Лена, – просто мне нравится это дело.