Два рейда

Уйдя в подполье, коммунисты вели активную борьбу против колчаковцев. Появились листовки, призывавшие к борьбе с контрреволюцией. Рабочие железнодорожники бастовали. Три дня не ходили поезда.

Белогвардейцы усилили репрессии. В июле 1918 года арестовали часть подпольщиков, в том числе и Игната Ларионова. После допросов и пыток в омской тюрьме Ларионов был отпущен из-за отсутствия доказательств его причастности к подпольной работе.

Вернувшись в депо, Игнат Карпович с новой силой включился в борьбу. Скоро его вновь арестовывают и помещают в камеру для политических. Ни допросы, ни посулы, ни нечеловеческие пытки не сломили волю большевика Ларионова.

В ноябре 1919 года Игнат Карпович Ларионов, вместе с товарищами по борьбе, после зверских истязаний был расстрелян. Хоронить не разрешили. И только зимой среди горы трупов родные и товарищи нашли обезображенное, изрубленное шашками тело Игната Ларионова. Расстрелянных похоронили в братской могиле. Улицу, на которой жил Ларионов, назвали его именем.

На руках матери осталось шестеро детей, самому старшему, Николаю, было двенадцать лет, а Виктору еще не исполнилось двух. И до этого семья жила очень бедно, а теперь им грозила голодная смерть. После разгрома белогвардейцев и установления Советской власти в Сибири троих старших — Николая, Александра и Петра — устроили в приют. Нюру и Виктора взяла к себе тетя — сестра матери. Клава осталась с матерью.

Тяжелым было детство у Ларионовых, но все они выросли честными советскими людьми. Подрастали, становились комсомольцами, коммунистами и продолжали дело, за которое отдал жизнь отец.

Виктор не помнил отца. Знал о нем из рассказов матери, тети и старших братьев и гордился им, хотел быть похожим на него. Старшие братья окончили ФЗУ и работали в депо. Виктор стал военным. Войну он начал лейтенантом, командиром взвода. Сражался отважно. Тяжело переживал отступление и потерю территории.

Наши войска отошли, заняли оборону западнее Киева с твердой решимостью отстоять столицу Украины. Оказалось— одной решимости мало…

В боях под Киевом лейтенант Ларионов был ранен в бедро. Он страдал не столько от боли, сколько от сознания своего бессилия. Его вместе с другими ранеными поместили в санитарный поезд и отправили на восток. Поезд шел медленно, по нескольку часов простаивал на станциях и разъездах. На всем пути их преследовали вражеские бомбардировщики. А когда проехали Нежин, попали под сильную бомбежку. И хотя поезд имел ясно видимые опознавательные знаки, фашисты, как стервятники, набросились на беззащитную жертву. Разрывами бомб вагоны, переполненные ранеными, разносило в щепки. Эшелон загорелся. Врачи, медсестры, санитарки метались, стараясь спасти беспомощных бойцов. Многие из медиков тут же падали, сраженные пулями и осколками. Остальные продолжали выносить тяжелораненых. Те же из раненых, кто хоть как-либо мог передвигаться, выскакивали из горящих вагонов, убегали или уползали от эшелона.

Виктор тоже вывалился из вагона. От страшной боли помутилось в глазах. Превозмогая боль, он поднялся и на одной ноге поскакал к кустам. Залег в ровике. Рана жгла, но не об этом думал сейчас лейтенант. Он не мог оторвать взгляда от горящих вагонов. Оттуда доносилась мольба о помощи обреченных на страшную, мучительную смерть раненых товарищей. Ларионов все это слышал и видел, но был бессилен что-либо сделать.

Фашистские пираты продолжали вершить свое черное дело. Они с надрывным воем проносились над своей жертвой и сбрасывали смертоносный груз… Израсходовав бомбы, начали поливать пулеметным огнем.

Продолжалось это нескончаемо долго. Натешившись вдоволь, разбойники сделали круг над эшелоном, полюбовались делом своих рук и безнаказанно улетели на запад.

Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь гулом пламени, пожирающего вагоны. Даже крики и стоны раненых поутихли. Воздух переполнен ядовитым запахом взрывчатки и сладковатым, тошнотворным духом сгоревшего мяса.

Виктор, потрясенный случившимся, впал в забытье, лежал недвижно, тупо смотрел в землю и не замечал, что делается вокруг… К действительности его вернул непонятный шум. Он выглянул из ровика. То, что он увидел, заставило его снова лечь и прижаться к земле. Возле эшелона рыскали гитлеровцы. «Откуда они взялись? Словно с неба свалились!» — подумал лейтенант. Первой мыслью было — бежать. Пошевелился, сделал неосторожное движение ногой и ощутил пронизывающую все тело боль. Застонал, но, опасаясь, что услышат гитлеровцы, до крови закусил губу, заглушая стон. С опозданием пожалел, что во время бомбежки не отполз дальше от эшелона. Но кто мог предполагать, что так получится?!

«Только не плен!» — решил Виктор и затаился в своем ненадежном укрытии… До вечера немцы шныряли вокруг эшелона, по кустам, отыскивали раненых красноармейцев и сгоняли их к путям. Время от времени раздавались одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди. Все это слышал Ларионов из своего укрытия. Он догадывался, что означают эти выстрелы, и обреченно ждал, когда доберутся до него. Однако судьба была к нему благосклонна. Его не заметили.