Два романа из кармана (сборник)

Глаза Татьяны светились счастьем. На лице её была написана влюблённость – то, чего Параченко никогда не видел во взгляде своей Маргариты. Подобострастие, подхалимство, страх, ужас, радость, огорчение, злобу, жалость, растерянность, испуг, возмущение, одобрение, презрение, понимание, непонимание, симпатию, антипатию, небрежение, уничижение, вопрос, зависть, может, ещё что-то наблюдал Параченко на лице своей жены, но влюблённость – никогда. Параченко осознавал, что применительно к нему в природе никогда не существовало такого взгляда, вот разве только в детстве временами ласковый взгляд матери и добрый взгляд бабки Нюры, но это не то. Зацикливаться на этом не стал, тут же упустил эту мысль, но озлобление его с наслоившейся завистью усилилось. В своей злобе Параченко даже упустил последние слова Степана и Татьяны. Глядя в монитор на широкую удаляющуюся спину Степана, он думал: «Ладно, потерплю ещё, а там посмотрим». Неосознанно лелея робкую надежду на то, что, возможно, произойдёт нечто, что позволит ему беспрепятственно порвать договор с компанией, приславшей Степана, и выгнать Степана из своей фирмы с позором, он понимал, что такое вряд ли возможно.

* * *

Причём не только отношение Татьяны к Степану, но и отношение всего коллектива к Степану раздражало и мучило Параченко. Просматривая вечерами дневные записи видеонаблюдения, он с нарастающей злобой наблюдал на лицах своих подчинённых такие выражения при встрече со Степаном, какие обычно адресуются близким, родным людям. Кто-то расплывался в улыбке, кто-то охотно тянул ему руку как приятелю, кто-то приветливо хлопал по плечу, и никто не выказывал Степану недружелюбия, неприветливости. Для всех, невзирая на то, что из общества были уволены уже четыре сотрудника, Степан был своим человеком. Многие из женской части коллектива, по мнению Параченко, были в Степана влюблены. И, если б не обозначенное Степаном отношение к Татьяне, волнений среди женщин коллектива в отношении Степана было бы значительно больше. «Купила баба порося… – думал Параченко о себе. – Да ещё бабки какие отвалил. Ну технику установили, всё я вижу, и что? Уволил его руками чистюлю Емельянова, козу Пронину и трепло Завального. Да, ещё Ольгу. Вот сволочь, ни разу не позвонила (это об Ольге). Я даже не знаю, где она, как её, если что, вызвать на работу. Видно, хорошо её мужичок-то зацепил. Да это и понятно, возраст. Жалко будет потерять её. Да куда эта дура денется: ни умений никаких, ни рожи, и возраст уж не юный. Скоро позвонит».

* * *

Ольга же, действительно, вот уже третью неделю мечтала позвонить Михаилу. Но возможности такой у неё не было.

Прибыв в курортный городок, Ольга с Антоном устроились в отеле. Многое Ольгу раздражало: нерасторопность служащего на ресепшен, отсутствие интернет-связи в комнате, бестолковость носильщика, остановившегося поговорить со своим сослуживцем прямо на аллее сада, с гружёной багажом тележкой. При других обстоятельствах она проявила бы уже своё раздражение, но близость Антона, его участливость и весёлость делали своё дело. Ольга почти не реагировала на раздражающие факторы. Раза два она пыталась обсудить с Антоном какие-то неприятные моменты, но Антон умело уводил разговор на что-то приятное. Вот и сейчас, сняв с постели покрывало, Ольга провела по простыне рукой и возмущённо сказала:

– Ну прямо как в поезде. Бельё всё влажное.

Ожидающая поддержки своего возмущения, она услышала:

– Влажность даёт прохладу, милая. А это сейчас как раз то, что нам понадобится.

Произнесены были эти слова Антоном с заманчивой хрипотцой. При этом Антон обнял Ольгу и повлёк в разобранную ею влажноватую постель.

Всё было здорово, но недолго.

– Вечером продолжим, – пообещал Антон, целуя Ольгу в плечо, – сейчас пошли пообедаем, пока там всё не слопали.