Два с половиной человека

Какое-то неясное предчувствие будит меня. Сердце колотится на разрыв. Как у загнанного в ловушку животного. Это последствия сна, или..?

Прислушиваюсь к тихим, едва различимым звукам, доносящимся из-за двери. Я в спальне. В его спальне. Значит, Ярослав вернулся домой.

Я хочу спуститься вниз и поужинать, потому что живот сводит судорогой. Мой малыш беспокойно крутится и никак не может улечься, подхватывая моё волнение и чувствуя тот же голод.

Неожиданно дверь приоткрывается. В полоске яркого света, что слепит меня резкой вспышкой, я различаю смутные очертания двух фигур, мужской и женской. Чуть подаюсь вперёд, скрываясь в темноте, но не перестаю наблюдать за ними.

И вот, мужчина… целует женщину.

Дверь закрывается. В коридоре слышится возня, глухие удары о стену. Словно в порыве страсти пара не может различить дорогу. Или им требуется упор для… Своих игрищ.

Желчь подкатывает к самому горлу, а низ живота каменеет, и я тихонько, на цыпочках, пробираюсь в уборную и склоняюсь над раковиной.

Пробую отдышаться, но страх сковывает своими цепкими лапами. Я просто поверить не могу, что Ярослав, рискуя нами обоими, притащил в дом какую-то бабу!

Я действительно считала, что он осознаёт всю степень серьёзности своего поступка, что понимает, чем мне грозит встреча с кем-либо. Чем она грозит ему самому, в конце концов!

Но его беспечность вызывает во мне волну горького разочарования. Кому я доверилась? Мужчине, который меняет баб по дням недели и не может удержаться от ночных визитёрш?

Я с осторожностью выглядываю в коридор и слышу скрип дивана в гостиной. Какая мерзость! На том же самом месте, где он… трогал меня, сейчас он трахает какую-то другую женщину… И меня невероятно злит этот факт.

Нет, конечно, я знала, что мужчины врут. Но чтобы вот так, нагло и беспринципно, для меня полное откровение. Я упрямо сжимаю губы и снова прячусь в спасительной темноте спальни, плотно закрывая дверь.

Расхаживаю из угла в угол, чтобы успокоиться, но лишь больше завожусь. Дура! Какая же я дура! На кого понадеялась? Очевидно, он за секс кого угодно продаст, не то что меня. И как бы мне ни было горько осознавать, мне всё же придётся, по всей видимости, выкарабкиваться из проблем самостоятельно.

Когда возня внизу затихает, как и голоса, и хлопает входная дверь, я спускаюсь на первый этаж, оглядываю беспорядок, учинённый мужчиной и его ночной гостьей, делаю себе несколько бутербродов и чай. Не буду убирать его дом! И готовить больше не стану! Вот дождусь, когда он вернётся, и потребую вывезти из города, а там… Продам кольца, обустроюсь где-нибудь на первое время. Тихо досижу до родов… Мне бы только продержаться месяцев пять! Хорошо, хотя бы четыре.

Подаваться в бега по стране с новорождённым ребёнком – смертоубийство. Но выбора у меня нет. В тюрьме мою кроху заберут. Отправят в детский дом или вообще отдадут чужим людям. А этого никак нельзя допускать! Если моего малыша у меня заберут… разве будет мне ради чего жить? Ради чего бороться?

Поэтому мне просто необходимо притаиться на как можно долгий срок. Зря я понадеялась на этого незнакомца. Абсолютно зря. Нужно было бежать, когда он вывез меня из города. Сейчас я была бы уже далеко-далеко от всех проблем и от него самого.

Я брезгаю садиться на диван, где хозяин этого дома забавлялся со своей гостьей, но устраиваюсь в глубоком кресле и включаю телевизор.

Надеюсь, Ярослав вернётся один, а не с этой женщиной, но сил подниматься обратно на второй этаж у меня уже нет. Я пристраиваюсь поудобнее в кресле и засыпаю, а просыпаюсь снова в спальне хозяина.

Здесь же, на полу, с удивлением обнаруживаю горы пакетов с одеждой. Это что, какая-то альтернативная реальность? Разглядываю шмотки и изумляюсь: ну надо же, Ярослав купил мне даже больше того, что я просила!

Я иду в душ, надеваю новенькое хлопковое бельё, спортивные брюки с высокой резинкой на талии и футболку с длинными рукавами. Так мне чувствуется гораздо комфортнее, чем в мужской футболке, хотя последняя и выигрывает в плане удобства.

Я спускаюсь вниз, где нет ни единого намёка на вчерашний инцидент и вкусно пахнет свежей едой, и натыкаюсь на нагловатый взгляд Ярослава.

– Доброе утро, Рита, – с усмешкой бросает он. – Прекрасно выглядишь, я боялся промахнуться с размером.

Я молчу. Мужчина не выглядит ни уставшим, ни помятым. Не выглядит так, словно недавно слез с другой женщины.

– Давай завтракать, Рита, – он ставит на стол тарелки и берётся за ручку сковородки, а я не выдерживаю:

– Ничего не хочешь мне объяснить?

Он поднимает на меня серьёзный взгляд.

– Не припоминаю, чтобы я был обязан в чём-то отчитываться перед тобой. Ты мне кто – подружка, жена, любимая?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Пока я, потеряв дар речи, стараюсь не пыхтеть от возмущения, Ярослав сжимает губы, но они всё равно расползаются в дурацкую улыбочку, и вот, он уже покатывается со смеху.