Два сфинкса

Эриксо отступила назад, страшно побледнела и схватилась обеими руками за голову. Холодный пот выступил у нее; она поняла, что все погибло.

– Рамери! Безумный! Зачем мешаешь ты мне уничтожить эту опасную для нас с тобой тварь? – с отчаянием в голосе вскричала она. Затем, упав на колени, умоляюще протянула к нему руки.

– Не удерживай меня! Горе нам, если человек этот откроет глаза во всеоружии своего знания! Неподкупный инстинкт пророчит мне нашу погибель.

– Ты глупа и неблагодарна! Для меня Аменхотеп всегда был другом, и, конечно, не твои слова поселят во мне недоверие к нему, – с гневом возразил скульптор. – Берегись, злое создание, прикоснуться к нему, пока он не проснулся, иначе этот самый кинжал положит конец твоему существованию, – прибавил он угрожающе.

Эриксо вскочила на ноги; глаза ее сверкали как уголья.

– Да будет проклят час, в который ты безумно искушаешь судьбу, – в исступлении вскричала она. – Сам теперь неси последствия и жизнью плати за верность этому шакалу.

Не ожидая ответа, Эриксо повернулась и бросилась вон из комнаты. Как ураган пронеслась она через подземный зал и коридор, и вынула камень, придерживавший дверь, которая тотчас же захлопнулась.

– Оставайся с ним, дурак! – проворчала она.

Рамери нисколько не был встревожен уходом Эриксо; он спокойно вынул из кармана пакет с флаконом, содержащим таинственное снадобье, возвращающее к жизни, и положил его на стол. Вдруг обе лампы мгновенно погасли, и он остался в полной тьме.

На минуту Рамери словно онемел от ужаса. Он не мог даже разбудить Аменхотепа! Но что могло погасить свет?

И страшное отчаяние овладело Рамери. Но когда глаза его немного привыкли к темноте, он заметил в углу слабый колеблющийся свет. Подойдя к этой светящейся точке, он с невыразимой радостью увидел фонарь, принесенный Эриксо, который она, в ярости, забыла здесь.

Не теряя ни минуты, он стал искать все необходимое для пробуждения. Только тогда может он считать себя вне всякой опасности, когда проснется Аменхотеп.

Он вернулся к столу и осмотрел корзинку. Там некогда были фрукты, теперь почерневшие и высохшие. В амфоре же должно было быть вино; не испортилось ли оно в течение стольких веков? Дрожащей рукой Рамери поднял амфору, наклонил ее над кубком и… о, счастье! – из амфоры потянулась темная и густая жидкость, наполнившая четверть кубка. Этого было за глаза достаточно. Теперь вопрос был в том, как согреть вино?

При помощи фонаря он обыскал всю комнату, но не нашел того, что ему было нужно. Тогда он прошел в соседние залы, где все было погружено в глубокий мрак. Тем не менее, в святилище он нашел на жертвеннике тяжелый, семисвечный подсвечник с восковыми свечами и большую вазу, покрытую шелковым полосатым платком. Здесь же лежали нож с блестящим лезвием и еще разные вещи, рассматривать которые у него не было времени.

Рамери понимал, что все это были магические предметы. Тем не менее, он взял подсвечник и зажег одну из свечей.

Тут он припомнил еще, что в галерее видел фонтан, и, взяв небольшой сосуд, прошел туда. Серебристая струя фонтана перестала бить, но в бассейне была еще вода, издававшая приятный и живительный аромат. Рамери наполнил сосуд, быстро вернулся к спящему и поспешно приступил к последним приготовлениям. Он разбавил вино водой, согрел его на свечке и затем вылил туда содержимое флакона. Оставшейся водой он вымыл лицо, руки и ноги Аменхотепа. Тело мага было точно восковое, но члены оставались гибкими. Потом, кинжалом он разжал зубы и, капля за каплей, влил в рот спящему приготовленное им питье.

Прошло с четверть часа, показавшиеся ему целой вечностью. Боязливо наклонившись над магом, он наблюдал, как черты лица Аменхотепа постепенно теряли свою мертвенность: кожа принимала жизненный вид и кровь начала циркулировать. Наконец, нервная дрожь пробежала по телу, из груди его вырвался тяжелый вздох и глаза мага открылись.

Усталым взглядом окинул он Рамери, нервно потянулся и, казалось, хотел снова заснуть.

– Учитель! – в испуге вскричал скульптор.

При этом возгласе Аменхотеп вздрогнул и выпрямился. Взгляд его с удивлением остановился на испуганном лице Рамери и на магическом подсвечнике, стоявшем на столе. Сжав голову руками, он спросил, стараясь собраться с мыслями:

– Что значит твое присутствие здесь, Рамери? Уж не случилось ли чего-нибудь, что помешало нашим планам? Или я слишком долго проспал?

– Добрый учитель мой! Случилось очень многое в течение веков, которые мы спали! – дрожащими губами ответил Рамери.

В нескольких словах он рассказал, как Эриксо проникла в тайну и воспользовалась ею для своих целей.

Аменхотеп слушал его с пылающим взором. Память, очевидно, к нему вернулась.

– Хорошо, друг мой! Теперь я знаю все, – перебил он скульптора. – Презренное создание хотело меня убить, и я тебе обязан, друг мой, что проснулся от этого ужасного сна.

Аменхотеп встал и обнял Рамери. Затем он погасил восковую свечу; тотчас же вспыхнули обе лампы. Потом Аменхотеп с улыбкой сказал:

– Теперь мне необходимо немного подкрепиться, а потом надо разобраться в прошлом и будущем.