Читаем Два света полностью

Такое поведение не обходилось Василию без тяжких и беспрестанных жертв. Правда, он снискал себе любовь панов-братий шляхты, но мы знаем, что подобная любовь обманчивее панских милостей: сегодня любят — носят на руках, а завтра, лишь пахнет противный ветер, поднимают на сабли; он умер в битве с партией Жолкевского.

Павел и Василий оставили только по одному сыну, оба сына пошли по отцовским следам. Нашего прадеда звали Григорием вторым. Вот он, на этой почерневшей картине, где теперь видно только мужественное лицо его с огромным чубом.

Хорунжич пододвинул свечу и указал Юлиану на следующий портрет, потому что они висели в генеалогическом порядке — в двух отделениях, означавших две линии Карлинских, начиная от великого Григория.

— Григорий второй, — продолжал Атаназий, — родился в 1576 году и смотрит на вас уже не так дико и сурово, как его предки. В нем еще отражаются первоначальные родословные черты, но высоко подбритая голова и возвышенный лоб придают им уже более благородное выражение и даже некоторую гордость, костюм на нем панский, рысья шуба, точно у Радзивилла, колпак — соболий, а его застежки не купишь за теперешние имения. Огромный рубин на поясе — это знаменитый камень, снятый с одного побежденного татарского хана. Наш дед, а твой, милый Юлиан, прадед — Тимофей Поликарп, взял за него в Париже миллион ливров.

Григорий второй, сознавая также, что он явился на свет не для того, чтобы наряжаться, жить в удовольствиях, заботиться только о себе и личных выгодах, делал много, был готов пожертвовать всем, но в этом героизме участвовала и человеческая слабость. Первое поприще Григория было под Любнями с Жолкевским, где в присутствии благородного вождя он начал свою карьеру так блистательно, что одним набегом приобрел себе славу на всю жизнь, потому что собственною рукою взял в плен одного из казацких предводителей. Григорий не пропустил и Лифляндского похода под предводительством Замойского. Начав этот поход под Кокенгаузеном и дойдя с отцом до Вейссенштейна, он везде сражался со славою, переходя из отряда в отряд, от вождя к вождю, смотря по тому, где было теплее. Не буду исчислять, что он делал до 1640 года, то есть до своей смерти, так как в подобном случае мне пришлось бы повторить все тогдашние войны, сеймы, поручения и знаменитые посольства, а скажу коротко, что Григорий второй, еще более возвысил значение своей фамилии, заняв важное кресло в Сенате, женившись на дочери знаменитого дома и счастливо умножив свое богатство.

Приобретая славу в битвах, Григорий и в последующее время не избегал их, но, как человек великого ума и чрезвычайно способный к посольствам и дипломатическим переговорам, более находился при особе короля. Он принадлежал к числу друзей и доверенных Владислава Сигизмунда, разделявших молодость, удовольствия и все судьбы его жизни. Это был государь, умевший располагать к себе сердца, потому что сам имел сердце, и если приходилось жертвовать за него здоровьем, имуществом и спокойствием, то ни один из окружавших его не отказывался от этого. Григорий два раза жертвовал своими имениями, а по вступлении Владислава на престол ни на минуту не разлучался с ним и, осыпаемый королевскими милостями, чрезвычайно увеличил отцовские имения. Григорий был человек с большими достоинствами и великими слабостями: любил пышность, не пропускал ни собраний, ни пиров, занимался мелочами и почти каждый год делал своим людям ливрею нового цвета. С другой стороны, необыкновенно щедрый к костелам, он редко в который из окрестных костелов не пожертвовал то образа, привезенного из Италии, то чаши, то посылал суммы на их постройку или давал пособия викарным ксендзам. Смерть неожиданно постигла Григория: собравшись ехать во Францию за королевичем Казимиром, он сделался болен, доктор королевы — француз, дал ему на ночь какое-то Electuarium, но поутру нашли его уже мертвым.

Иван Кокошка, двоюродный брат его, умер гораздо раньше. По смерти отца он дал нехристианский обет отмстить за смерть его и до тех пор не ночевать дома, пока не погубит всех злодеев, обагренных кровью Василия. Имена их записаны были у него на бумаге и затем, подобрав себе значительную партию шляхты, Иван начал преследовать их. И когда ему пришлось заехать по дороге домой и пробыть там два дня, то не желая нарушить своего обета, он приказал разбить на дворе палатку и проводил там ночи. Таким образом, они уже убили троих из партии Жолкевского, четвертого утопили в пруду, остальные всеми средствами искали примирения, как однажды Иван, поссорившись с пьяною ватагой радзивилловских служителей из-за помещения лошадей в одном сарае на Замойском тракте, в одного из них выстрелил из пистолета, но, дав промах, сам бесчестно убит был противником… После него остались: жена, дочь, вскоре вышедшая за Весселя в Лифляндию и семнадцатилетний сын Василий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы