Стрельцов побледнел. В его голове, видимо, сразу же сложилась картина того, что будет, если в руки журналиста попадут материалы из сейфа.
«Вот я попал. Хотя почему — я? Стоп! Это выход. Я добровольно отдам в руки Роговцева материалы, и пусть он делает с ними что хочет. Пусть сам решает, топить ему родственника или нет. А я умываю руки». — Денис даже повеселел от таких мыслей.
— Лиля, в таком случае, я думаю, не стоит подключать твоего мужа. Нужно сделать так, чтобы эти материалы сразу же попали к твоему отцу.
— И как вы себе это представляете? Мы взломаем сейф? — Ей захотелось узнать, есть ли у Стрельцова нужная комбинация.
— Да, незадача… — задумчиво протянул тот.
«Нет у него ничего. Как же вы так сплоховали, Денис Сергеевич?» — подумала она насмешливо и тихо произнесла:
— Я знаю шифр…
Стрельцов остолбенел.
— Не пугайтесь так, я просто подсмотрела. Дубенко всегда почитал меня за мебель, поэтому не очень-то и скрывался, — усмехнулась Лиля.
— Так ты знала о содержимом сейфа?
Лиля возмущенно на него посмотрела.
— Если я знаю, как открывается дверь, господин Стрельцов, это не значит, что я имею право вламываться туда без разрешения!
Стрельцов только пожал плечами.
— Так что, идем?
Лиля задумалась. Не факт, что, достав документы, Стрельцов силой не заберет их себе. В порядочность этого жука она не верила. Сделать ей что-то плохое он не посмеет — трусоват малость. А вот подло обмануть — за милую душу. Хотя, если разобраться, она сама не ангел. Рылась же в столе, оправдываясь, что ей просто любопытно! Нет, нужно сначала позвонить отцу, пусть сам решает. Игры в детектива пора заканчивать.
— Не сегодня, Денис Сергеевич.
Стрельцов недовольно насупился.
— Я поговорю с отцом. Хотите, поедемте со мной. Сейчас.
— Похоже, у меня нет другого выхода.
— Так будет лучше. Для нас обоих. — Лилечка взяла свою сумку и кинула Стрельцову связку ключей. — Заприте дверь, — спокойно добавила она.
Глава 25
Он выл до тех пор, пока в палату не вбежал перепуганный насмерть медбрат. Сильными руками он надавил на плечи Дубенко, пытаясь его успокоить. Дверь распахнулась шире, и Дубенко увидел ненавистное лицо. «Это она виновата, грымза старая. Я ей платил такие деньги, а она ничего не сделала!» — он дернулся еще раз и обмяк. По лицу текли злые слезы. Он ненавидел ее, себя, молодого солдатика, который растерянно переводил взгляд с него на врача.
— Идите, Коля, все в порядке, дальше сама справлюсь.
«Справишься ты, как же. Лицемерка! Тебя б на мое место!» — бешенство туманило ему мозг, не давая успокоиться.
— Только не говорите, что я вас не предупреждала!
Дубенко продолжал сверлить ее взглядом.
— Теперь вы будете лежать в госпитале до полного выздоровления.
— Опять врешь, старая ворона! — Дубенко растерял остатки вежливости. — До полного конца, это ты хотела сказать!
— Это будет зависеть от вас, — голос у капитана медицинской службы Антонины Ворониной был усталым. За двадцать пять лет работы она навидалась всякого. Но этому типу уже не единожды удалось довести ее до слез. Самое плохое, что ей было безумно его жаль. Вот так просто, по-бабьи… Она нутром чувствовала, что тот одинок, обманут и потому хамит всем, в особенности женщинам. Болезнь была не смертельной, но коварной. Но он упорно отказывался лечиться, однажды решив, что из этого ничего не получится. Вбил себе в голову, что неизлечимо болен, и четко гробил себя, назло не выполняя ее предписания. Она устала объяснять ему, что не безнадежен. Он ей не верил, как не верил, видимо, ни одной женщине в мире.
— Кстати, я не старая, по крайней мере по сравнению с вами. Я моложе вас на два года, — спокойно сказала Антонина.
— Мне без разницы. Я приказываю не лечить меня. И отключите эти проклятые приборы, — заорал он, показав глазами на стойку с электронными блоками, на которых мигали лампочки.
Антонина усмехнулась.
— Знаете что, можете кричать сколько угодно! А я буду делать все, что сочту нужным. И не таких вытаскивали… тоже мне, умирающий, — тихо добавила она.
— Что ты там бурчишь себе под нос?
— Ну вот, со слухом у вас все в порядке, голосовые связки в норме, уже хорошо, — почти весело сказала она. — Тело восстановим, и уйдешь отсюда своими ногами, а я вздохну свободно, достал уже своими капризами! — вдруг резко перешла она на «ты».
Дубенко ошалело уставился на Антонину. Она не смеет с ним так разговаривать! Он умирает, а она издевается над ним. Какая-то баба, давно перешагнувшая порог третьей молодости, страшная, как сама смерть! Скорее б ушла! Он истратил на ненависть к ней свои последние силы. Хотелось только одного — спать. Дубенко закрыл глаза.
«Ну, слава богу, успокоился». — Антонина вышла из палаты, плотно закрыв за собой дверь.