Два вампира (сборник)

— Послушай,— прервал он мои стенания.— Ты любишь меня. Ты выбрал меня. И все, чего хочу теперь я, это посвятить тебя в некоторые подробности.

— Я позабочусь о Доре. Так или иначе, но позабочусь. Я подумаю, как ей лучше помочь. Я сделаю что-нибудь. И я позабочусь о твоих сокровищах — вывезу их из квартиры в безопасное место и сохраню их для Доры, до того момента, когда она почувствует, что может их принять.

— Прекрасно!

—  Договорились! А теперь отпусти меня.

— Ля тебя и не держу,— ответил он.

О  да, я любил его! Мне нравилось на него смотреть. И я хотел, чтобы он поведал мне все, до последней детали. Я коснулся его руки. В ней не было жизни. Это была уже не человеческая плоть. Однако какая-то энергия в ней все же присутствовала — нечто обжигающее и возбуждающее.

Он лишь улыбнулся.

Потом протянул руку, обхватил пальцами мое запястье и придвинулся ближе. Я почувствовал, как прядь его волос скользнула, по моему лбу, слегка пощекотав кожу. Огромные черные глаза смотрели мне прямо в лицо.

— Выслушай меня,— в который уже раз повторил он, обдав меня лишенным запаха дыханием.

— Хорошо...

И тогда он заговорил — негромко и торопливо начал рассказывать мне свою историю.

4

 — Дело в том, что Старый Капитан был контрабандистом и коллекционером. Я провел рядом с ним много лет. Мать отправила меня в Андовер, однако вскоре привезла обратно домой — она не могла жить без меня. Я учился у иезуитов. У меня практически не было друзей, я почти никуда не ходил, и потому, наверное, общество Старого Капитана было для меня наилучшей компанией. Что же касается Винкена де Вайльда, то все началось тоже со Старого Капитана и его торговли антиквариатом, в основном мелкими вещами.

Но я хочу сказать тебе сразу, что Винкен де Вайльд не имеет никакого значения, он связан лишь с одним моим сном, хотя и очень порочным, извращенным. То есть я хочу сказать, что Винкен де Вайльд был страстной любовью всей моей жизни — за исключением Доры, разумеется,— но если после нашего разговора тебе он будет неинтересен, то, значит, и никому больше. Доре, во всяком случае, нет до него дела.

— И все же кто он такой, этот Винкен де Вайльд? И что с ним связано?

— Искусство, конечно. Красота. Лет в семнадцать у меня в голове была полная каша. Я вдруг решил, что должен основать новую религию, своего рода культ,— знаешь, свободная любовь, помощь бедным, протест против любого насилия, ну и все такое,'— нечто вроде прелюбодействующих аманитов. Шел 1964 год... Это была эпоха «детей цветов», марихуаны. Боб Дилан без конца пел о морали, нравственности и милосердии. И мне захотелось воссоздать Братство общей жизни, но только в духе современных сексуальных представлений. Ты знаешь, что это было за Братство.

— Да, они проповедовали очень популярную в средние века мистическую идею о том, что каждый может познать Бога.

— Именно. Надо же, ты и об этом знаешь!

— И что для этого не обязательно быть монахом или священником.

— Все правильно. Монахи чересчур нетерпимы и завистливы, а мои юношеские мечты вдохновлял Винкен. Я знал, что он последователь немецкого мистицизма, Мейстера Экхарта и его единомышленников, хотя и работал в монастырской мастерской, где переписывал от руки на пергаменте старинные молитвенники и другие священные книги. Однако книги Винкена резко отличались от всех других. И мне казалось, что если я соберу их все, то непременно добьюсь успеха.

— Но почему именно Винкен? Чем он отличался от остальных?

— Попробую объяснить. Видишь ли, наш пансион представлял собой смесь нищеты и элегантности. Моя мать, что называется, не опускалась до грязной работы — для этого существовали три служанки и старик негр, мастер на все руки. Что касается жильцов, все они были людьми состоятельными, с приличными доходами и собственными лимузинами, стоявшими в гаражах по всему Содовому кварталу, а потому могли себе позволить и трехразовое питание, и красные ковровые дорожки, и все остальное. Дом этот, я уверен, тебе известен — он был построен по проекту Генри Хауарда в поздневикторианском стиле. Мать унаследовала его от своей матери.

— Да, я знаю его. Видел, как ты останавливался перед этим домом. А кто владеет им сейчас?

— Понятия не имею. Я потерял его. Я вообще многое потерял. Но речь не об этом. Так вот, представь себе: дремотный полдень; мне всего пятнадцать, и я чувствую себя ужасно одиноким; Старый Капитан приглашает меня к себе, и з дальней комнате — а он занимал две гостиные в передней части дома и жил в особом, волшебном мире удивительных и редких вещей — я вижу на столе...

— Могу себе представить...

— ...Я вижу на столе эти книги! Маленькие средневековые молитвенники! Конечно, мне и раньше приходилось видеть молитвословы, я хорошо знал, как они выглядят. Но только не средневековые рукописи... В детстве я прислуживал при алтаре в церкви, ежедневно вместе с матерью ходил к мессе, умел читать церковную латынь — в той мере, в какой это было необходимо. Иными словами, я, конечно, понял, что книги эти религиозные, что они очень редкие, ценные и что Старый Капитан, несомненно, собирается их продать.