Два вампира (сборник)

Никто не знал, куда я направился, равно как никому не было известно ни мое настоящее имя, ни происхождение. Поэтому мне не составило труда исчезнуть из Нью-Йорка. Я вновь поселился на Сент-Чарльз-авеню и почти все время оставался возле матери — когда ее тошнило, держал возле ее подбородка чашку, вытирал слюну, подавал судно, когда агентство не имело возможности прислать сиделку. Конечно, мы могли позволить себе нанять постоянных сиделок, медсестер и любых помощниц, но матери не нравилось пользоваться услугами «этих ужасных цветных женщин», как она их называла. И я вдруг сделал совершенно неожиданное для себя открытие: уход за матерью не вызывал во мне практически никаких отрицательных эмоций. А сколько простыней мне пришлось сменить и постирать. Естественно, в доме была стиральная машина. Я вновь и вновь менял белье на постели — наверное, слишком часто, но такой уж я человек: ни в чем не знаю меры. Я просто делал то, что считал нужным. Я бессчетное число раз мыл и насухо вытирал судно, посыпал его специальной пудрой и ставил возле кровати. Воздух в комнате всегда оставался свежим. В конце концов, нет такого запаха, который остается навечно и от которого невозможно избавиться.

— Во всяком случае, не на этой земле,— пробормотал я. Но он, слава Богу, не расслышал моих слов.

—Так продолжалось примерно две недели. Мать не хотела, чтобы я отправил ее в больницу. Я нанимал круглосуточных сиделок — просто для страховки, чтобы в случае необходимости они могли проверить ее пульс, давление и остальные жизнен-

ные показатели. Я играл для нее, вслух читал вместе с ней молитвы — словом, делал все, что обычно делают для людей, находящихся на смертном одре. С двух до четырех дня она принимала посетителей — в основном каких-то престарелых родственников. «А где же Роджер?» — спрашивали они, но я на это время уходил и старался с ними не встречаться.

—И у тебя не разрывалось сердце при виде ее страданий?

—Во всяком случае, они не доводили меня до безумия. Практически весь ее организм был поражен раком, и никакие деньги уже не могли ее спасти. Мне было очень тяжело наблюдать, как мучительно она умирает, я мечтал, чтобы все поскорее закончилось, однако в глубине моей души всегда жило некое безжалостное и жестокое чувство, которое в любой ситуации говорило мне: «Просто делай то, что необходимо». И я сутками сидел рядом с матерью, практически без сна и отдыха. До самой ее смерти.

Мать без конца разговаривала с призраками. Сам я их не видел и не слышал, но часто мысленно обращался к ним и умолял забрать ее к себе. «Крошка Ричард,— просил я,— возьми ее. Дядя Микки, если ей не суждено поправиться, приди за ней...»

Незадолго до смерти матери появилась Терри — опытная сиделка, не имевшая, однако, специального медицинского образования. Она приходила тогда, когда все дипломированные медсестры были заняты, ибо работы у них всегда хватало с избытком. Ах, Терри... Блондинка, ростом пять футов семь дюймов, дешевка и в то же время самая соблазнительная и обольстительная девчонка, какую мне когда-либо доводилось встречать. Ты понимаешь, о чем я. У нее, что называется, все было на месте и как надо. В общем, потрясающая, ослепительная дрянь.

Я улыбнулся, вспомнив покрытые розовым лаком ногти и влажные розовые губки — видения, выхваченные когда-то из его разума и промелькнувшие пред моим мысленным взором.

—У этой малышки была продумана каждая деталь, все было направлено на достижение цели.: и то, как она жевала резинку, и золотой браслет на лодыжке, и особая манера сбрасывать тапочки, чтобы я мог полюбоваться накрашенными ногтями на ее ногах, и просвечивающая сквозь тонкий нейлон белого халатика ложбинка на груди... В ее глазах под тяжеловатыми веками не отражалось ни грамма интеллекта, но при этом они были безукоризненно подведены карандашом, а на ресницах лежал слой туши фирмы «Мейбеллин». А как кокетливо у меня на глазах подпиливала она ноготки! Уверяю тебя, никогда прежде не доводилось мне видеть столь совершенное воплощение порока и соблазна. Истинный шедевр!

Я рассмеялся, Роджер, не удержавшись, тоже, однако он продолжал свой рассказ:

— Поверь, она была действительно неотразима. Этакое сексуальное животное, но только без шерсти. И мы стали заниматься с ней «этим» при каждом удобном случае. Стоя в ванной комнате, например, пока мать спала. Пару раз мы уходили в одну из пустующих спален. Нам никогда не требовалось на это более двадцати минут — я засекал время. Как правило, она даже не снимала свои розовые трусики — только спускала их, и они болтались где-то возле ее лодыжек. Она пахла, как духи «Голубой вальс».

Я тихо рассмеялся, а потом задумчиво произнес:

— Ах, если бы мне дано было познать то, о чем ты говоришь. А вот ты познал... Влюбился в нее и... поддался искушению.