— Юль, по-твоему, мне нужны эти неприятности? Скандалы, объяснения, слезы? Ты-то уедешь, а я останусь. И вообще, вы взрослые люди, разберетесь сами без меня, если вам приспичит.
— Ну не сердись, Олеська, я просто спросила… на всякий случай…
— Ладно, поехали!
— Почему у тебя такая скромная машина?
— Потому что для меня это средство передвижения и только. А какая машина у тебя?
— У меня… БМВ, я люблю немецкие машины.
— Кстати, квартира у меня тоже более чем скромная, одна комната.
— Я слышала, что в Москве квартиры страшно дороги.
— Не то слово! Юль, а как тебе новая Москва?
— Москва как Москва, ну чуть понаряднее стала, светлее по вечерам, но в принципе тут мало что изменилось…
О, это она наступила на любимую мозоль!
— То есть как мало изменилось? — вскинулась я. — Это же совершенно другой город!
— Разве? Ну вероятно, я мало видела…
Не заводись, сказала я себе, плюнь, это же твоя родная сестра, которая не была здесь бог знает сколько лет. Ну не заметила она перемен, и что? Это разве так важно?
— Знаешь, не стоит оставлять сумку в машине, возьмем ее наверх.
— Воруют? — улыбнулась она.
— А у вас разве не воруют?
— Еще как! Не злись, Олеська!
— Извини.
Мы поднялись на шестой этаж. Подъезд у нас довольно приличный, как-никак кооперативный дом, и все-таки мне казалось, она как-то брезгливо морщит носик. Или мне только кажется?
— У тебя красиво! — воскликнула она, едва войдя в квартиру.
Мне было приятно. Я горжусь своим жилищем, в которое вбухала немало собственной фантазии и денег, тоже, слава богу, собственных.
— Это что-то вроде студии?
— Да нет, это как говорится, мое «всё». Я тут работаю и принимаю гостей и, главное, живу так, как мне хочется.
— А почему ты не купила квартиру в новом доме, я видела, в Москве много новых красивых домов…
— Мне подвернулась эта квартира и очень понравилась, тут кухня как вторая комната и прихожая просторная и, главное, мне на эту квартиру хватило денег.
А в новых домах так дорого… Ладно, Юль, проходи на кухню, будем завтракать, я голодная…
— О, икра!
— Я помню, ты любишь…
— Обожаю! А это что?
— Фруктовый хлеб, вот с этим сыром очень вкусно. Тебе выжать апельсиновый сок?
— Нет, я пью только морковный…
— Извини, чего нет, того нет.
— Кстати, очень полезно…
— Терпеть не могу! — поморщилась я, вспомнив, как мы с Миклашевичем в Израиле попробовали морковный сок и нас обоих чуть не стошнило, хорошо еще, мы догадались купить один стакан на двоих… Как мы тогда хохотали, и с каким наслаждением пили потом грейпфрутовый, мутно-красный, холодный, терпкий… Как я тогда была счастлива…
— Кофе, чай?
— У тебя есть зеленый?
— Конечно!
Наконец я тоже села за стол.
— Обалдеть, Юлька, это ты! — Я совершенно не знала, о чем с ней говорить.
— Олеська, скажи, у тебя сейчас есть мужчина?
— В каком смысле?
— В прямом.
— В прямом, пожалуй, нет… Мне как-то не до того было в последнее время…
— А замуж ты больше не выходила? После Юры?
— Нет, я не создана для семейной жизни. Слава Богу, у меня есть Гошка… А видеть постоянно кого-то в своем доме мне совсем не хочется. Юль, а кто твой муж-то? Расскажи.
— Он фабрикант, обувщик и просто хороший человек. Добрый, широкий… ну а больше о нем сказать нечего.
— А ты? Ты чем-то занимаешься?
— Да, я занимаюсь в его фирме международными связями. Я ведь знаю пять языков…
— Да? Ну английский, понятно. Итальянский, а дальше?
— Ну еще русский, это не в счет, немецкий, французский… И похуже испанский.
— О, да ты полиглот! А у тебя есть фотография мужа?
— Нет, он терпеть не может фотографироваться. Есть, правда, фотографии дома…
Дом был чудесный, настоящая вилла с бассейном и роскошным садом.
— Нравится?
— Ну еще бы!
— Приезжай к нам с сыном, допустим в сентябре…
— В сентябре он учится.
— Ах да…
— А впрочем, недельку он может пропустить, все равно я больше чем на недельку не смогу вырваться…
— А может, в июле?
— Да нет, в июле Гошка еще будет у деда… Ладно, Юлька, главное мы нашли друг друга, а о сроках сговоримся по телефону, в конце концов.
— Смотри, ты будешь жить вот в этой комнате на втором этаже, а сын твой вот тут…
Странно, мне почему-то совсем не захотелось ехать к ней… что-то во всем разговоре было словно бы обязательное, неискреннее какое-то.
— Ну, Олеська, расскажи мне еще что-нибудь…
— Да что рассказывать… Я не знаю, ты задавай вопросы, я буду отвечать, а так я не могу…
— О чем ты пишешь в своих романах?
— О любви, о чем же еще? А ты может, все-таки прочтешь один, хотя бы из любопытства?
— Хорошо, обязательно, ты выбери мне что-нибудь… Я, правда, редко читаю по-русски…
— Юль, не надо, я тебе ничего не хочу навязывать.
— Олеська, не обижайся!
Как ни странно, я обиделась. Обычно я никогда не обижаюсь на тех, кто не хочет читать мои книги. А тут почему-то просто сердце от обиды заныло. Вот мама не читает и меня это ни чуточки не трогает, а тут…
— Ты мне все-таки подари книжку, Олеська, я в самолете почитаю…
Я сняла с полки наиболее удачно изданную книгу и надписала: «Юле от родной сестры. Не для чтения, а в знак почтения».
Я украдкой поглядывала на часы, скоро ли в аэропорт, ее присутствие уже тяготило меня. Совершенно чужой человек…