Два заповедника

От мяса на шампурах растекался умопомрачительный запах. Ник выпил еще вина и уселся в любимое плетеное кресло, которое всюду возил с собой, на каждый проект. Оно повидало уже шесть миров, ныне активно заселяемых. Селентина стала седьмым.

Первый вечер под этим небом вполне получился. Ник с удовольствием поел пряного шашлыка, пропахшего дымом, выпил полторы бутылки «Хванчкары» и, довольный, завалился спать в грузовом отсеке бота. Можно было устроиться и в вездеходе, но Ник не любил упираться ногами в гулкий плексовый колпак — а во всю длину на сиденье он не помещался.

Утром Ник бодро попрыгал у бота на травке, отжался раз пятьдесят, опрокинул на себя с полведра холодной воды и, мурлыкая, словно объевшийся сметаной котище, пошел смотреть на станцию и почти готовый коттедж. Станция выросла целиком; на красновато-коричневой, под миланский орех, стене присохла валлоидная пленка со сморщенным активатором.

— Лентяище, — любовно проворчал Ник, — не могла эти двести граммов куда-нибудь пристроить?

И подумал: «Нужно будет проверить программу роста энергостанции. Неужели там нет органов с валлоидными вкраплениями?»

Обычно зародыши съедали все сырье вокруг себя, даже собственную оболочку. Потому что из камней и чернозема те же валлоидные цепочки еще нужно синтезировать, а тут уже готовые под боком, бери и втискивай куда нужно…

Внутри станции пахло озоном и той же, что и в вездеходе, пластмассой. Ник пнул дверь и вошел в пультовую. Ряд экранов слепо таращился на него.

— Привет, родимый, — сказал Ник с подъемом. Привычку беседовать с подросшими зародышами он перенял у своего босса, вечно печального Пита Шредера, легенды эмбриомеханики. Ник полтора года стажировался в его саутгемптонском центре.

Повертевшись в кресле и подогнав его под себя, Ник слинковал местный комп с корабельным и прогнал предварительные тесты. Результаты были вполне утешительные: зародыш вырос почти без сбоев, пара огрехов в генераторной, почему-то не работающий кондиционер в комнате отдыха и непрозрачное окно в предбаннике-прихожей. Сходив за ремонтными зародышами — с виду такими же матовыми яйцами, — он вручную запустил нужные куски программы и активировал ремонт через комп. Непрозрачный стеклит в предбаннике держался весьма крепко и Ник изрядно помучился, пока его вышиб.

До обеда он ползал по базовой программе роста этого типа станций и искал в структурных потоках запросы на валлоидные цепочки. Запросы попадались, но куда зародыш отправлял синтезируемые порции, Ник долго не мог отследить из-за кольцевых ссылок. Ругаясь и проклиная бесхитростного программера, Ник прокручивал запросы раз за разом и, наконец, нашел сбой: чертовы ссылки вместо того, чтобы адресовать готовые цепочки на активные зоны, пересылали туда весь синтез. Когда валлоиды требовались в другом месте, синтез тут же переезжал в новую область, так и не завершив прокладку в прежнем потоке. А едва началась доводка, синтез шел уже из накопленного резерва, посторонние материалы зародыш к тому моменту перестал усваивать, поэтому и не тронул подсохший активатор на остатках оболочки. Дурацкий эффект, неудивительно, что его никто не предвидел.

Обозвав неведомого программера ламером, Ник вылизал процедуру запросов, убрал к черту кольцевые ссылки, заменив их стандартной адресацией на зоны первичного накопления. Вышло несколько длиннее, зато на порядок надежнее. Осталось накатать гневный отчет и отослать исправленную программу боссу. С ядовитыми комментариями, разумеется. Ник прямо видел, как неподражаемый Питер неподражаемо вздыхает и печально глядит в лицо взъерошенному и злому программисту.

«Хорошо бы его из отпуска вызвали», — подумал Ник мстительно. И тут же представил: вот приехал он, Никита Тарханов, в отпуск после Селентины, валяется себе на пляже под Ай-Данилем, и тут в исправленной им сегодня программе всплывает какая-нибудь непредвиденная фича, которая на самом деле скорее баг, и его вызывает неподражаемый Шредер и неподражаемо вздыхает, печально глядя Нику в лицо… Бр-р-р!

— Ладно, — милостиво согласился Ник. — Не буду ругаться в отчете.

Хоть принцип «ламерс маст дай» Ник старался свято соблюдать, приходилось иногда идти на уступки собственному негодованию. Впрочем, в программе были и свои приятные места: несколько остроумных решений в управлении синфазировкой Ник очень даже поприветствовал. Да и вообще, в принципе все было написано достаточно грамотно и не без изящества, просто парень этот незнакомый скорее всего не прикладник, а структурщик. Лабораторная мышь, в поле выезжал небось только на практике, вот и прокалывается в самые неподходящие и неожиданные моменты.

После обеда (плов из той же косули с тмином и бокал малаги в качестве десерта) Ник засел в рубке бота, пересылая отчеты на Землю через ретранслятор рейдера. Коттедж отправился смотреть уже под вечер.

Тут работы по доводке накопилось куда больше, и спать он пошел глубокой ночью, так и не реанимировав ущербные кухонные автоматы.