Два жениха и один под кроватью

От сердца немного отлегло, но уже в следующий момент я вновь всполошилась:

— А почему тогда ложка одна?.. И сколько это всё стоит?.. У меня жалования не хватит.

— Твоё жалованье не пострадает, — отмахнулся боевик. — А ложка одна, потому что это селянская кухня.

И объяснил, поймав мой ничего не понимающий взгляд:

— В старину, если в большой селянской семье — а они всегда были большими, знаешь ведь? Чем больше детей, тем больше работников, — наступали голодные времена, то на стол клали лишь одну ложку, а еду и без того по тарелкам не раскладывали, уж больно это накладно было, держать миску для каждого рта…

Той самой лопаточкой, которой намазывал творог, Даккей сковырнул с буханки хлебную крышку и блаженно прикрыл глаза, вдыхая носом густой запах чесночной похлёбки.

— Глава семьи снимал пробу с похлёбки и передавал ложку жене. Та — старшему сыну. Тот — своей жене… И так по кругу. Пока мы не женаты, первую ложку уступаю тебе.

— Кто сказал, что я вообще за тебя замуж пойду? — краснея и оглядываясь по сторонам, прошептала я.

— Хочешь, чтобы я начал?

— Нет! — Я схватила ложку и с воинственным видом придвинула к себе хлебный котелок. — И мы поступим по-другому. Я съем половину… или меньше. А ты доешь то, что останется.

Даккей рассмеялся, но оспаривать право первой ложки не стал.

— Договорились, — согласился он.

Я успела съесть пять или шесть ложек, когда к нашему столу подошёл глубоко нетрезвый мужик. Он ухватился рукой за спинку свободного стула и, пьяно щурясь, выдохнул боевику в лицо:

— А ведь я тебя знаю, беспредельщик.

— Отвали, — миролюбиво предложил Даккей.

— Не, — тряхнул головой пьянчуга. — Точно знаю. Ты этот… как его? Гре…геро… герцогский ублюдок. С западного бастиона.

— Ты обознался, старик. Иди к друзьям. Они тебя уже заждались…

— Не-ет… ик… у меня эта… Память! Ик… На эти… на лица… Я…

Осёкся, уронил голову на грудь и негромко всхрапнул, а затем вороватым движением схватил со стола мою чашу с вином, осушил её одним махом, крякнул, вытер влажные губы тыльной стороной руки и неожиданно звонким голосом проникновенно пропел:

— А на плечах эполеты золотом,

Изумрудом сверкает мундир.

То с тяжёлым, как небо, молотом

На границе стоит командир.

Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…

Последнюю фразу орали хором все гости «Кричащего бобра». Даккей медленно поднялся на ноги и бросил мне, не сводя настороженного взгляда с запевалы:

— Держись за моей спиной и не высовывайся.

Я только моргнула согласно и активнее заработала ложкой. Интересно, почему все мужчины в моей жизни так любят фразу «Держись за моей спиной и не высовывайся»? А? Даже Бред. Впрочем, Бред всегда добавлял «раньше времени». Вот и на этот раз, памятуя о ценном замечании брата, я одним глазом следя за главным певуном, а вторым поглядывая на Даккея, что возвышался надо мной нерушимой скалой…

Так и до косоглазия недалеко.

А стражи тем временем продолжали петь:

— Эх, боевой командир наш суровый.

В нём есть выправка, есть и стать.

Всем Границы бойцам бедовым он

За отца и родную мать.

Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…*

Во время припева подавальщик принёс нам телятину — пол коровы в гигантском деревянном корыте, с золотистой аппетитной корочкой, с отварной картошкой, политой растопленным маслом и посыпанной мелко рубленным укропом. И с грибочками, маринованными. Возможно, их накладывали из той же бочки, что и те, которые у меня упёр наглец Рогль.

Я облизнулась, а подавальщик склонился над столом, якобы сметая полотенцем никому не видимую грязь, и заговорщицким шёпотом поведал:

— Леди, вы бы шли отсюда, пока они на третий куплет не перешли. Я вас могу через чёрный ход на улицу вывести, даже извозчика поймаю…

И бросить всё это телячье-картофельно-грибное великолепие врагам? Ну уж нет.

— Спасибо за предложение, — вежливо улыбнувшись, прошептала я. — Но я останусь.

Боевые маги от стражей границ не бегают.

Певуны пошли на третий куплет, а запевала впечатал ладони в столешницу нашего стола и прорычал, исподлобья щурясь на Даккея:

— Я помню тебя, Алан Даккей. Это ты виноват в том, что меня с Предела попёрли с позором.

От удивления я даже поперхнулась.

Между стражами границ и боевыми магами, служившими на Пределе, всегда было противостояние. Одни были сильнее и родовитее, но на границу с миром демонов шли не по доброй воле, а другие, не обладая должным уровнем магии, рвались на Предел изо всех сил — за золотом. Император щедро платил своим стражам, хотя в стычках с демонами и нежитью они не участвовали.

Первые называли вторых «принеси-подай».

Вторые первых «беспредельщиками».