Читаем Два злобных изма: пинкертонизм и анархизм полностью

Я был в комнате оперативников, когда услышал шум, говоривший о допросе третьей степени. Кабинет управляющего отделялся от комнаты оперативников матовой стеклянной дверью. В матовом стекле был проделан глазок, чтобы мы могли исподтишка видеть, что происходит в этом святилище закона и порядка. Через глазок я увидел, что Пэт Барри выбивает признание из невиновного человека, и каждый раз, когда огромный ирландский кулак Пэта Барри опускается на лицо бедняги, брызжет кровь. Я достал из стола свой старый ковбойский кольт 45-го калибра и ринулся в бой. Направив револьвер в лицо Пэта Барри, я заставил его отступить. Затем я рассказал управляющему Имсу, что своими глазами видел, как Пэт Барри и Док Уильямс совершили ограбление, которое пытаются повесить на несчастного мистера Джоя. Мистеру Джою разрешили уйти, а после его ухода управляющий Имс сказал, что меня уволят за вмешательства в дела, которые меня не касаются.

Через несколько дней я встретил этого человека. У него была больная жена и новорождённый младенец, и он не знал, как выразить мне свою благодарность.

Док Уильямс и Пэт Барри поклялись разобраться со мной, и следующие несколько месяцев, когда они находились в комнате оперативников, я не выпускал из рук свой старый кольт, своего лучшего друга в те времена. Один раз Пэт Барри, будущий шеф полиции города Портленд (Орегон) достал револьвер, но я выбил его.

Кто-то может удивиться, что я не разоблачил агентство и его методы. Меня бы подняли на смех. Сама мысль о том, что одиночка выдвинет такое обвинение в денверском суде, – из разряда нелепостей. Только один раз оно могло закончиться успешно, во времена правления губернатора Уэйта по прозвищу Кровавые Удила.

Как можно сомневаться в чистоте этого чудовищного агентства, когда существует большая фотография, на которой Аллан Пинкертон стоит рядом с нашим любимым президентом Эйбом Линкольном на поле кровавой битвы? Эти фотографии висят на видном месте во всех конторах агентства как символ чистоты.

Одно из беззаконных действий Национального детективного агентства Пинкертона, в котором я принял участие, случилось в 1887 году.

Мы, четверо сыщиков, вооружённые до зубов, тёмной ночью, разбив окна, захватили огромную шахту Бассик в округе Кастер (Колорадо).

Мы целый месяц удерживали собственность на глазах стража закона, бывшего шерифа Шофилда и трёхсот разъярённых шахтёров, которые пытались прогнать нас. В конце концов, дело попало в суд.

Вот что писала на эту тему газета «Геральд-Демократ» из Лидвилла (Колорадо):

«С судьёй Халлеттом не шутят

Вооружённые люди, которые недавно захватили шахту Бассик, смогут узнать, что Колорадо сегодня – это не Колорадо двадцать лет назад и что в наши времена споры решаются в суде, а не силой оружия. Если это дело когда-нибудь попадёт к судье Халлетту, то он шутить не станет. Настойчивые жители Лидвилла и Аспена давно поняли, что судебное решение имеет больше силы, чем пятьдесят убийц, вооружённых ружьями Винчестера».

Газета «Роки Маунтин Ньюс» из Денвера поместила такой отчёт:

«Беззаконие в Сильвер-Клифф

Сильвер-Клифф, 21 июня 1887 года.

Прошлым вечером, около 6 часов жители города были потрясены новостью о том, что шахта Бассик захвачена вооружённым отрядом чужаков. До утра ничего не было ясно, затем выяснилось, что четыре человека, вооружённых винчестерами, прошли к шахте, взломали дверь и захватили шахту. У этих незнакомцев достаточно патронов и продовольствия для долгой осады. Установлено, что они действуют по приказу президента Бассикской горной компании Брауна».


Глава IV. На ковбойской операции. Мошенничество на выборах

Наконец меня отправили на другую ковбойскую операцию, на этот раз на Уайт-Ривер в западной части Колорадо. Я должен был выяснить, не обворовывает ли нашу клиентку, богатую леди из Денвера, её партнёр по скотоводческому делу.

Верхом на бронко[1], одетый как странствующий ковбой, я оказался на ранчо возле города Микера. Я хорошо управлялся с лассо и скоро подружился с начальником и его ковбоями.

За это время я собрал доказательства, что нашу клиентку обворовывают.

Затем я направился в верховья Уайт-Ривер, в места обитания тысяч лосей и оленей, чтобы расследовать войну с индейцами юта для чиновника правительства США. От работников ранчо и трапперов, которые живут возле поля битвы, где шериф и его отряд убили индейцев, я узнал, что индейцы были не виноваты, и кровожадные белые вынудили их сражаться.

Затем я доехал до железной дороги, до Гленвуд-Спринг, что в сотне миль к югу, и сел на поезд в Денвер. Я прибыл вовремя, чтобы под именем Тупой Нож принять участие в большом ковбойском турнире в парке Риверсайд. Тупой Нож выиграл в скачке на диких лошадях и в заарканивании бычков и получил в прессе бесплатную рекламу. Но никто не узнал, кто он такой.

Вскоре моя работа под началом управляющего Имса закончилась. Он сделал так много грязной работы, так часто обманывал для большого агентства, что не мог удержаться, чтобы не позаботиться о себе, и это привело к его падению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное