Двадцать четыре

Здесь Первый замедлился и выдохнул команду, вложив в нее весь свой остаток. Тут же его слабнущего подхватили солдатские рук и, как крылья ангелов возносят праведников на небеса, внесли в тепло коридора.

Воронцов, не сразу разобравши того шепота, дошел-таки умом, обернулся к трясущемуся и синеющему на глазах Бурдюка и кликнул Дубинина:

– Это занесите, – ткнул он пальцем в сторону Бурдюкова и, видя удивление и несогласие на лице сержанта, уточнил: – Приказ Первого-т… «Мы – не они», говорит, «Убери это».

С тех пор «двадцать четыре» отменили. Но главное-то сошлось в другом – с той поры, глядя на Первого, узнали многие, что офицерство живо не властью, а честью. И не расскажут об этом учебники военного дела, тут человеком быть должно особенным. Как тот неизвестный, что пел свою хриплую песню. Спасибо ему.