Читаем Двадцать два дня, или Половина жизни полностью

Я лежу в госпитале, мне должны сделать укол. Сестра вкалывает иглу в предплечье, вводит лекарство, но, пока игла еще торчит в руке, несколько раз поднимает и опускает поршень шприца и накачивает таким образом воздух в кровь, пока кровь не начинает пениться. Я в ужасе говорю: «Господи, что вы делаете, у меня будет эмболия!» Она говорит: «Я хочу, чтобы жидкость лучше перемешалась, у меня случаи эмболии большая редкость, а если она наступит, вы это почувствуете через минуту!» Она продолжает нажимать на поршень, и я говорю совершенно серьезно: «Я вам полностью доверяю».


Венгерский язык обладает двумя разными выражениями понятия «сколько»: «hány» — вопрос о числе; «mennyi» — о количестве; «Mennyi kenyér» — «сколько хлеба», «Hány kenyér» — «сколько хлебов». Подобное различие — соль языка, если оно сотрется, язык станет пресным. Точно так, как мы охраняем от угрозы вымирания животных и растения, мы должны спасать от грозящей гибели слова и выражения, как, например, положительную степень с «als». «Wie» сравнивает количество, «als» — качество. Разница между выражениями «Ich bin so klein wie du» «Я так же мал, как ты» и «Ich bin so klein als du» «Я столь мал, что и ты» есть разница между соответствием в сантиметрах и соответствием в могуществе. Мы бы приветствовали образование сравнительной степени с «wie», если б речь шла о выявлении оттенков, но здесь, по-видимому, дело просто в вытеснении «als», лет через двести оно (als) вообще исчезнет.


Важно было бы точно установить скорость протекания языковых процессов — какой временной отрезок лежит между появлением новой формы и тем, когда она становится обычной. Например, это чудовищное, но необратимое «ориентироваться на».


Интересно, языковые процессы, которые ты приветствуешь (а они есть? Должны быть), протекают так же быстро, как те, на которые ты ополчился бы, будь ты Дон Кихотом?!


«Сколько», воплощенное в обеих своих ипостасях, требует, как и имя числительное в венгерском языке, единственного числа, тут мне вспомнилась словесная игра Витгенштейна, выраженная им следующим образом: «Я посылаю некоего человека за покупками. Я даю ему записку, на которой начертаны знаки: пять красных яблок. Он приносит записку продавцу, тот открывает ларь, где стоит знак „яблоки“, потом ищет в таблице слово „красный“ и находит рядом с ним образец цвета, теперь он одно за другим произносит количественные числительные до слова „пять“ и при каждом числительном достает из ларя яблоко, соответствующее цвету образца».

Так обстоит дело у Витгенштейна; здесь множественное число излишне, на записке вполне достаточно было бы знаков «пять красное яблоко» — именно так говорит венгр! Полным соответствием было бы: «яблоко красное пять», но этот порядок слов отнюдь не венгерский.


Я переезжаю в комнату с ванной, почти апартаменты! В том же коридоре, всего двумя дверьми дальше, окна выходят на ту же улицу, в совершенно другой мир.


Ференц ждет меня в вестибюле, я знаю, что ему нужно срочно ехать на совещание в министерство, тороплюсь с переездом из номера в номер, потею, меня продувает, кажется, все начнется сначала.


Мраморное метро; большеглазые дежурные около лестниц; девушка, усыпанная веснушками, продает вареные початки кукурузы… Она не произносит ни слова, ее не спрашивают о цене, ей молча дают на ходу три форинта, или она молча дает сдачи; я хотел было дать ей меньше, чтобы проверить, немая ли она, но не решаюсь, нет во мне репортерской жилки; почему?


На солнце в парке на окраине, где царит Лилиом; много детских колясок; много толстых женщин; много старых представительных мужчин; воздух полон падающей листвы. Три строфы Йожефа, потом дом в югендстиле, и какой прекрасный: замок голубых цветов.


Башенки вдоль стены в синих фесках выглядят так, будто они напевают Моцарта.


Облачко, похожее на одинокую юлу, без девочки, которая ее подгоняла бы, без кнутика, без жужжания, облачко, затерянное в синеве, как знак бесконечного одиночества.


Последние листья в желто-зеленых кронах тополей машут облаку, но оно их не видит.


Дом в югендстиле: оконные переплеты в форме лиры.


Район Манди.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза