Двадцать лет реформ – промежуточные итоги?

Соответствующая по масштабу политическая реформа тормозилась страхом перед возможной (даже частичной) утратой контроля за происходящими в стране процессами. В этой особенности государства и его отношений с народом заключена фундаментальная причина того, что именно Россия не справилась с общеевропейскими (учитывая тогдашние геополитические реалии – глобальными) «вызовами» начала XX в. Сложность проблем, стоявших перед страной, очевидно, превосходила возможности традиционной модели отношений между государством и обществом.

На фоне потрясений Первой мировой войны нарастающие противоречия между развивающимся практически спонтанно обществом и стагнирующим государством, а также обусловленная особенностями политической системы неопытность представлявших гражданское общество парламентских политиков в вопросах непосредственного государственного управления, привели к катастрофе переворота в 1917–1918 гг.14.

Двойственность сознания: активация негатива

Принципиальная неудача реформ 1990-х гг. в том, что разрыв, отчуждение между народом и государством так и не был преодолен. В результате при наличии в обществе позитивного, десятилетиями накопленного модернизационного потенциала реформы в том виде, в котором они были осуществлены, уничтожали опорные точки модернизации и активировали архаичные комплексы. В последние годы «уход» как средство решения проблем стал распространяться особенно быстро.

Специфика состояния общественного сознания нынешнего рубежа тысячелетий (обусловленная особенностями отечественной истории, в том числе и тем, что трансформация традиционного общества проходила в значительной степени в условиях самодержавия и тоталитарной системы) – это не социокультурные различия между общественными группами, а внутренняя расколотость сознания каждого человека, ведущая его к нестабильности и противоречивости, неустойчивости или даже отсутствию иерархии ценностей.

Как в общественном, так и индивидуальном сознании одновременно присутствуют и архаичные, и адекватные времени модели мышления и поведения. Соотношение между этими частями постоянно меняется. Вопрос в том, какая часть сознания актуализируется лидерами общественного мнения, политиками, обстоятельствами, внутренней политикой, мировым контекстом.

Мы считаем, что причины и истоки сегодняшнего состояния общественного сознания – апатии, безразличия, правового нигилизма, слабости института частной собственности, мафиозности государства, неразвитости гражданского общества и деградации общества в целом, прежде всего, в характере и методах проведения реформ 1990-х гг. и в политике активно осуществляемой руководством страны на протяжении последних двадцати лет, а не в исторически сложившейся «русской ментальности».

Исторически обусловленные социально-психологические проблемы, культурные особенности, осложняющие проведение реформ, конечно, были, но это естественные и хорошо известные условия работы политической элиты, государственных структур, политических партий и общественных организаций, лидеров общественного мнения. Они в разных странах разные, но есть практически везде. В то же время в позднесоветском обществе определенно присутствовал реформаторский потенциал, сочетавший возможность экономических преобразований с качественно новым уровнем социального развития. Его носителями были, прежде всего, образованные слои советского общества – ученые и преподаватели вузов, инженеры, учителя, врачи, квалифицированные рабочие и т.д. В конце 80-х – начале 90-х они обладали колоссальным позитивным настроем, представляли абсолютно массовое желание изменить жизнь к лучшему15.

Если бы приватизация была осуществлена по сценарию, о котором мы писали выше, и была денежной, а не ваучерной, если бы не было конфискационной гиперинфляции, уничтожившей сбережения граждан (которые наряду с жильем и были самой распространенной формой собственности, массово доступной советским людям), то появилась бы реальная частная собственность, массовый настоящий собственник, мелкий и средний, а позднее на этой основе – и крупный. Такая собственность имела бы гораздо больше оснований для восприятия обществом в качестве заработанной, а не полученной по случайно-избирательному принципу или внеправовым способом16. Вокруг нее можно было создавать правовую и государственную систему: таким образом, можно было обеспечить необратимость институциональных изменений, для которых свобода и создание незыблемого института частной собственности важнее, чем эфемерная финансовая стабилизация и развернутая вокруг нее политика коррумпирования политиков со стороны государства17.

Радикальные реформаторы с помощью конфискации и последующего уравнительного распределения ваучеров вновь навязали обществу вульгарную и заведомо несбыточную «идею равенства». Разрастание теневых процессов в экономике, трудовых, социальных взаимоотношениях стали мейнстримом повседневной жизни, в которой для того, чтобы выжить и преуспеть, надо было не следовать закону, а постоянно его нарушать.