Двадцать лет реформ – промежуточные итоги?

В свое время много было сказано на тему непрозрачности процесса приватизации крупных предприятий, особенно в сырьевом секторе, и расцветшей на этой основе коррупции. Но в данном случае вопрос о степени допущенных злоупотреблений не является самым важным – в любом случае ущерб от них был меньше, чем ущерб, нанесенный самим процессом конвейерной приватизации. На деле к массовой приватизации крупного производства можно было приступать только после формирования устойчивого слоя мелкого и среднего частного бизнеса, ибо только он способен помочь настоящим, а не «назначенным» предпринимателям аккумулировать средства и опыт для участия в приватизации крупного производства и обеспечить тем самым конкурсность и относительную честность этого процесса.

Большой ущерб, на наш взгляд, нанесло игнорирование факта встроенного в советскую экономическую систему монополизма. Провозглашенный так называемым «правительством реформ» и его добровольными помощниками из международных финансовых организаций рецепт «либерализация плюс приватизация в рекордно короткие сроки» на деле означал приватизацию и освобождение от контроля фактических монополий. Другими словами, вместо либерализации рыночной экономической активности произошла либерализация приватизированных монополий. Частная собственность без конкуренции – явление экономически и политически еще более вредное, чем собственность государственная. Это просто замена государственного волюнтаризма на частный произвол, который снижает степень эффективности хозяйственной системы как на микро-, так и на макроуровне.

Очевидно, что с точки зрения и экономической логики, и здравого смысла переходный период мог и должен был начинаться с создания конкурентной среды путем малой и средней денежной приватизации или хотя бы ее основ. Только после этого можно было ставить вопрос о демонтаже системы ограничений и осторожном начале приватизации крупного производства. Мы же и сегодня, спустя 20 лет после начала так называемых «радикальных реформ» вынуждены констатировать, что огромная, если не преобладающая часть частных предприятий в той или иной степени поддерживаются объективно существующими или сознательно сохраняемыми элементами монопольного контроля над рынком. Тот факт, что Федеральная антимонопольная служба чаще всего не выявляет таких элементов, отнюдь не означает, что их нет. Практика обнаруживает их во множестве и буквально на каждом шагу.

В стране в начале 1990-х отсутствовали (в их современном значении) денежная и банковская системы, рынок капитала, рынок капитальных благ. Хозяйственное законодательство, соответствующая ему система судопроизводства, механизм охраны контрактного права, механизм защиты прав акционеров и собственников, процедура и механизм банкротства – все это еще предстояло создать. Причем, порядок, последовательность действий имели здесь важнейшее, принципиальное значение: если формирование вышеперечисленных институтов предшествует приватизации и либерализации, формируется одна система отношений и соответствующий ей предпринимательский класс; если оно откладывается «на потом» или происходит по мере возможности – закрепляется совершенно иная система и иной менталитет бизнеса. В нашем случае институциональные реформы хронически отставали от истинных потребностей в них экономики. В результате бизнес-класс исходил из того, что было в реальности, и заменял необходимые институты их эрзацами: вместо полноценной национальной валюты использовал иностранную и бартер, вместо банков – теневой капитал, вместо государственной юстиции – частную, вместо налогов – откуп и так далее.

Последующие попытки создать настоящие институты чаще всего оказывались бесполезными. Создаваемые институты просто стихийно встраивались в уже сложившуюся практику внеправовых отношений, превращаясь либо в инструмент кормления для прикрепленных к ним чиновников, либо в бессмысленную декорацию.

Институциональные реформы, которые были как воздух необходимы для формирования новой экономики, способной решить стоявшие перед страной задачи, фактически были отодвинуты даже не второй, а, скорее, на третий или четвертый план, а главной задачей были провозглашены приватизация, либерализация и финансовая стабилизация. При этом мы, как непосредственные участники политики того периода, категорически не согласны с теми, кто объясняет безальтернативность этого подхода «политической необходимостью», «опасностью возврата к коммунизму», необходимостью построения «бандитского капитализма вместо бандитского коммунизма» [См. подробный анализ А.Н. Илларионова — Илларионов 2010].