Двадцать лет в батискафе.

Словом, большие глубины — арена непрестанной борьбы; несколько лет тому назад можно было бы сказать «безмолвная арена непрестанной борьбы». Однако и в этом вопросе человеку пришлось изменить свое мнение, потому что, как оказалось, большие глубины вовсе не являются царством безмолвия: обитатели их отнюдь не немы и не глухи. Установив гидрофон за бортом батискафа, мы услышали мяуканье, свист, скрежетанье, лай. Об акулах, например, теперь известно, что они «переговариваются» посредством ультразвука. Среди прочего оборудова­ния «Архимеда» имеется гидрофон, способный улавливать зву­ки в широком диапазоне частот, включая и ультразвук,— ведь если при создании «ФНРС-ІІІ» нам было важно лишь доказать, что батискаф — судно надежное и маневренное, то, конструи­руя второй батискаф, мы стремились превратить его в настоя­щую подводную лабораторию. На основании записей глубоководных шумов, сделанных нами, пока еще нельзя прийти к сколько-нибудь убедительным выводам; необходимы новые, бо­лее систематические исследования, на которые у нас пока не было ни времени, ни средстве.

Быть может, настанет день, когда мы сумеем расшифровать эти шумы; выделить, например, крик рыбы, перепуганной приближающимся батискафом, на борту которого, помимо прочего оборудования, имеются и средства лова и захвата, приспособ­ленные к условиям глубоководной среды и особенностям ее оби­тателей.

Но пока что до этого далеко; напомню, здесь слова профессора Моно из его книги «Маньяки батискафа», изданной Ренэ Жюльяром в 1954 году: «Что знали бы мы о фауне Фран­ции, если бы, вооружившись сачком и удочкой, пытались исследовать ее с воздушного шара, висящего в густых облаках?»

Но тогда, в ходе первых испытаний «ФНРС-ІІІ», мы вообще не располагали никакими приборами для научных наблюдений. В ту осень 1953 года сам факт погружения на глубину 4000 мет­ров — среднюю глубину океана — потребовал от нас с Вильмом величайшего напряжения.

ПЕРВЫЕ 4000 МЕТРОВ

Прежде чем заниматься проблемами научных исследований, надо было испытать ба­тискаф на глубине 4000 мет­ров. Почему не на большей глубине? Дело в том, что изготовленный с величайшим тщанием корпус батискафа был все же литым, а литая сталь не так прочна как кованая. Готовую сферу исследовали с помощью радиодефектоскопа. На одном участке корпуса было обнаружено большое количество раковин. Сочтя это опасным, Пиккар и Косинс вырезали этот участок и заменили его конической пробкой; в целом, по их расчетам, сфера должна была выдерживать давление, соответствующее глубине 4000 метров. Естественно, что и все остальное оборудование пришлось рассчитывать — сначала под руководством Гемпа, а потом Вильма — на ту же глубину.

Когда мы покидали тулонский порт, «Эли Монье» или какое- нибудь другое транспортирующее судно доставляли нас в район погружения; батискаф, при всех его достоинствах, не был при­годен для буксировки с приличной скоростью: быстрому ходу мешала сама его форма — сфера, подвешенная под поплав­ком,— которая была далеко не обтекаемой. Ну, а раз буксировка батискафа из Тулона в Дакар представлялась делом сомни­тельным, мы решили доставить его на борту грузового судна. И вот в декабре 1953 года мой «корабль» бесцеремонно изъяли из родной стихии и погрузили на борт «Дива». Мы и в дальнейшем всегда прибегали именно к такому способу транспор­тировки, и признаюсь, что это всякий раз задевало, мое самолюбие.

Наш запас бензина перевозило нефтеналивное судно, а на борту «Эли Монье», тоже отправившегося в Дакар под командованием капитана Ортолана, одного из моих друзей, находились наши неразлучные спутники — аквалангисты. Мы с Вильмом вылетели в Дакар 30 декабря, покинув Францию перед самыми праздниками. Но моряки всего мира — а теперь также и лет­чики — привыкли проводить праздники вдали от дома, а нас с Вильмом к тому же чрезвычайно радовала предстоящая ра­бота, так что мы не расстраивались.

В Дакарском аэропорту нас, несмотря на ранний час, встречали заместитель командира военно-морской базы и флагман­ский механик военно-морского флота. Много лет прошло с тех пор, но я. все еще с волнением и признательностью вспоминаю прием, который они нам оказали; радушие Каретта и Фиакра, сразу предложивших нам свою поддержку, а также помощь их инженеров и техников, мы особенно оценили позже, когда ад­мирал дал нам понять, что батискаф в Дакаре — гость отнюдь не желанный. Мы с Вильмом недооценивали последствий неуда­чи, постигшей Пиккара и Косинса всего за шесть лет до нашего появления в Дакаре; с тех пор здесь не доверяли батискафу и тем безумцам, которые собирались на нем погружаться.