Двадцать лет в разведке

Постепенно я стал понимать это, но только ценой большой внутренней борьбы. Каждый шаг вперед к ясному пониманию обстановки я мог сделать, только преодолевая те чувства, которые связывали меня с партией, ее властью и провозглашенными идеалами. Я был взращен и воспитан партией, вся моя взрослая жизнь прошла в рядах партии; все мои идеи, суждения и желания были связаны с партией, которая в моих глазах представлялась коллективным разумом, бывшим намного выше моего собственного. А теперь я чувствовал, что если не научусь думать самостоятельно, то мне лучше пойти и утопиться. Значит, мне надо судить партию и осуждать политику партии? Этот вопрос вставал передо мной во весь рост. С этого момента мои личные суждения начали обретать форму, но должно было пройти еще несколько лет, нужны были новые наблюдения и опыт, прежде чем я пришел к окончательным выводам. Мой случай не уникален. Для многих тысяч людей этот период, окончившийся кровавыми чистками 1937–1938 годов, был критическим.

С назначением на пост в «Станкоимпорте» я вошел в круг высокопоставленных сотрудников Наркомвнешторга. В последующие три года, работая под непосредственным руководством Розенгольца, я мог наблюдать работу советского госаппарата и те изменения, которые произошли за годы пятилетки. Нарком Розенгольц сильно изменился со времени начала «битвы за золото». Он всегда был волевым и решительным руководителем. Мне он всегда казался идеальным бюрократом, который энергичен в пределах своей компетенции, но боится критики. Я приведу несколько примеров того, что я делал под его руководством, поскольку это позволит более наглядно объяснить происходившие во мне перемены, а также общую обстановку.

Вскоре после моего возвращения из Польши Политбюро дало указание отменить наши заказы на машинное оборудование в Германии и пересмотреть наш бюджет так, чтобы предпочтение в торговле был отдано Великобритании. Я был приглашен посетить крупную машиностроительную выставку в Англии, но у меня было так много работы, что не только не смог поехать сам, но даже не смог отправить туда кого-нибудь из сотрудников. К тому же власти стали проявлять чрезмерную осторожность в вопросе выезда специалистов, поскольку после судебных процессов над инженерами и последующих репрессий те, кто выезжал за границу, стремились обосноваться там навсегда.

Стало модным говорить: «Пусть директора иностранных фирм приезжают к нам, если они хотят иметь наши заказы!». Именно так я познакомился с господином Брауном, менеджером большого английского машиностроительного концерна. Я показал ему один из наших заводов по производству шарикоподшипников, построенный под руководством моего друга Бодрова, в прошлом комиссара в буденновской кавалерии, а затем советника нашего посольства в Бухаре, ставшего к тому же способным руководителем промышленности. Когда Швейцария отказалась поставить нам завод по производству часов, именно он поехал в Америку и закупил там необходимое оборудование.

Производство шарикоподшипников связано с очень точными расчетами и требует прецизионных станков, которые дороги и нуждаются в тщательном уходе. Когда мы с господином Брауном ходили по цехам, то многие станки простаивали, так как никто пока не научился работать на них. Заметив, что пол в цехах цементный, Браун подсказал нам, что цементная пыль очень вредна для точных станков. У нас это никому в голову не пришло! Браун предложил покрыть полы линолеумом. Об этом я написал специальную докладную в Наркомат промышленности.

Через два года я вновь побывал на этом заводе. Кругом шла героическая борьба за качество продукции. Большая часть продукции шла в брак как не отвечающая стандартам. На заводе непрерывно проводились расследования, искали саботажников, но ударные бригады, несмотря ни на что, старались «дать план» любой ценой. Но я заметил, что в цехах по-прежнему были цементные полы! Просто не нашлось времени для того, чтобы остановить станки и произвести необходимые переделки. К тому же партийные руководители настаивали на том, что это прославленное предприятие обязательно должно «любой ценой» перевыполнять план.

Бодров, подгоняемый Политбюро, сумел довести производство шарикоподшипников до двух миллионов штук в месяц, но это потребовало практически непрерывной работы станков, без какого-либо профилактического ремонта. В результате оборудование изнашивалось, что приводило к постоянным сбоям в работе, вконец изматывая людей. Нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе требовал трех миллионов подшипников. Бодров, доказывавший, что оборудование нуждается в ремонте, был уволен как саботажник и, как многие другие, исчез. На его место был назначен инженер по фамилии Меламед, который обеспечил дополнительный миллион. Три месяца он держал этот темп и был осыпан наградами. Когда же процент брака вырос настолько, что пришлось останавливать целые цеха, его объявили «врагом народа» за то, что он допустил такой износ оборудования. На его место был назначен инженер-стахановец Юсим. Его судьба мне неизвестна.