Двадцать лет в разведке

Однажды через Решт проехал мой предшественник Карим Хакимов, который направлялся в Мешад, куда он был назначен Генконсулом. По национальности татарин, он происходил из рабочих и был настоящим сыном революции. Это был мусульманин, ставший коммунистом, не получивший формального образования, но очень начитанный и обладавший природным тактом дипломата. У него всегда были великолепные контакты с его единоверцами. Позже он стал советским послом в Аравии и как мусульманин получил разрешение проживать в Мекке, – уступка, значение которой трудно переоценить. Он уезжал в Москву учиться в Коммунистической академии, которой руководил Бухарин, а затем снова вернулся в Аравию. Во время чистки советской дипломатической службы в 1938 году Хакимов был отозван. Парижские газеты сообщали, что он исчез с советского судна в Александрии. Будем надеяться, что он остался жив и, воспользовавшись анонимностью Востока, избежал когтей ОГПУ.

Мне предложили пост первого секретаря советского посольства в Тегеране, но меня снова свалил приступ малярии. Мне было так плохо, что пришлось лечь в госпиталь в Энзели. Вместо меня был назначен мой коллега Славутский, который позже стал советским послом в Японии. Он был одним из двух слушателей, кто вместе со мной окончил персидское отделение восточного факультета. Другим был Пастухов, который позже стал нашим послом в Персии. Оба погибли в период чисток.

Тегеран, Афины, Рим, Берлин, Москва

В конце 1924 года, когда я вышел из госпиталя, Шумяцкий дал мне отпуск, а Юренев, бывший в то время послом в Риме, пригласил меня провести этот отпуск у него.

Я передал свои консульские дела Левицкому, старому большевику, члену партии с 1909 года. Позже он примкнул к оппозиции и погиб во время чисток 1938 года.

Перед отъездом в Рим я заехал в Тегеран к Шумяцкому и у него познакомился с его заместителем по коммерческим делам, Майерсом, эмигрантом, возвратившимся из Америки. Это был типичный американский бизнесмен, решительный и не склонный к пустым разговорам. Позже Майерс стал крупным руководителем советской автомобильной промышленности (погиб во время чисток). Майерс был женат на удивительно красивой женщине, которая потом стала женой вице-премьера Межлаука, человека, хорошо известного в Америке, где он часто бывал с различными делегациями. Межлаук тоже погиб во время чисток.

Шумяцкий, увидев, что я выздоровел, чуть не испортил мне отпуск, предложив Генштабу назначить меня помощником военного атташе генерала Бобрищева. Генерал, не долго раздумывая, предложил мне совершить поездку в район проживания племен в Южной Персии. Но я от этого предложения отказался и уехал в Италию. Через Каспийское море и Кавказский хребет я добрался до Батуми, где сел на итальянский пароход, направлявшийся в Неаполь. Его комфорт, чистота и хорошая пища приятно контрастировали с жизнью на Востоке.

Пароход шел вдоль берегов Анатолии, с заходами в Трабзон, Инеболи и Самсун, небольшие турецкие города, стоявшие на зеленых террасных склонах. Совершая во время коротких стоянок прогулки по этим небольшим городам, мы заходили в небольшие кофейни, где можно было попробовать настоящий турецкий кофе.

Через неделю мы дошли до Босфора, но я просто не в силах описать волшебные огни Золотого Рога и красоту Стамбула.

В огромном здании, где раньше располагалось русское императорское консульство, а теперь советское генконсульство, меня тепло встретил мой коллега Владимир Потемкин. Это был человек буржуазного происхождения, бывший профессор, который хотя и был членом партии, но не пользовался влиянием, так как считалось, что он вступил в партию лишь тогда, когда появилась уверенность в победе пролетарской революции[24].

В этой поездке я видел Грецию только мельком, и она показалась мне одновременно и радостной и трагической. В результате поражения, которое она потерпела в Малой Азии, этой маленькой стране пришлось предоставить убежище полутора миллионам греков, которых победители-турки изгнали из района Смирны. Это составляло около одной пятой населения этой небольшой и истощенной войной страны.

Однако Афины, в которых я провел целую неделю, выглядели безоблачно. Жена нашего посланника Устинова, простая и очаровательная женщина, несколько дней знакомила меня с городом и окрестностями. Мы посетили музеи, побывали в Акрополе, на островах Эгина, Элесис и Суниум. На острове Суниум я с глубоким волнением увидел имя Байрона, вырезанное на беломраморной колонне храма.

Посланник Устинов познакомил меня с развлечениями Запада, и впервые в жизни я побывал в дансинге. По счетам он расплачивался половинками банкнот. Это было оригинальное решение греческого правительства, которое для того, чтобы вдвое понизить номинал денег, решило резать их на две части. О том, что такие радикальные финансовые меры были необходимы, свидетельствовали многочисленные бараки, забитые беженцами.