Двадцать один год (СИ)

Она давно не решалась признаться в страхе за него никому – даже Марлин, даже Эммелине – но дольше терпеть не могла. Почему-то новая, омерзительная правда о Северусе вызвала прилив отчаянной нежности к Джеймсу. Уже не хотелось ничего разбирать, рассуждать – не хотелось даже осуждать Северуса – просто Лили устала молчать.

- Обещаешь, что не расскажешь никому?

- Не расскажу. Ты ведь не о Джеймсе со мной хотела поговорить, верно?

- Верно, - Лили прикрыла веки. – Знаешь, у меня долг жизни перед Пожирателем смерти.

- Вот как? – Доркас слегка погладила её по волосам. – И как же это вышло?

- Помнишь, зимой была стычка в Косом переулке? Беллатриса чуть не сожгла меня заживо, а он вытащил меня из огня.

- Что-то слабо верится, что Пожиратель может так сделать.

- Поставь заглушающие, - спохватилась Лили. – Поставила? Хорошо. Так вот, этот может. Он любит меня.

Даже по молчанию Медоуз можно было понять, насколько она озадачена.

- В тебя влюбился Пожиратель? Вот так клюква! Постой, а не тот ли самый, что…

-Молчи! – Лили приложила палец к губам. – Я не хочу, чтобы кто-то знал. Это он приготовил пыточные зелья, больше некому. Понимаешь? У меня перед ним долг жизни. Я знаю, что он любит меня. А он готовит пыточные зелья и поит ими магглов. Что мне делать?

- А что ты можешь сделать? – сухой голос Доркас приятно звучал в полной темноте.

- Не знаю. Выдать аврорам я его не могу. Не могу свидетельствовать против него. Что мне остается? Собраться с силами и убить в бою? А как же долг жизни?

- Зачем же убивать? - Доркас поправила ей плед. – Если человек способен кинуться за другим человеком в огонь, значит, не все для него потеряно. Да что там! Я знаю многих милейших леди и джентльменов, которые и подумать о подобном не могут – хотя, конечно, оплачут твою участь подобающим образом.

- Но они же не варят пыточные зелья, - фыркнула Лили. – А бросаться в огонь от них никто не требует.

- Пожалуй, - Медоуз лениво отошла к плите и загремела чайником. Лили из-под ресниц лениво следила за её сухой фигурой. Управившись, Доркас поспешила к нагретому местечку.

- Знаешь, моя настоящая фамилия – Люфтман – она внезапно одной рукой обняла девушку. – Но я об этом узнала только семи лет от роду, а потом мне было велено все забыть.

- Твой отец – немец? – Лили почти засыпала.

- Да. Он служил в войсках Гриндевальда когда-то. Впрочем ,служил – не вполне то слово. Он работал в лагере смерти. Не помню точно, в каком. Когда отца разоблачили, я была мала.

- А твоя мама? – сон мигом слетел. – Она знала?

- Нет, мама ничего не знала. Она была моложе. Отец познакомился с ней, когда после разгрома Гриндевальда бежал в Англию. Он сменил фамилию, женился и преподавал немецкий в начальной школе. Волшебник, он предпочел жизнь маггла, лишь бы выжить. А рассказал, что он волшебник, только мне, когда начались выбросы стихийной магии, и я думала, он специально для меня сочинил сказку. Он был хорошим мужем и прекрасным отцом, мы с братом его обожали. Брату было пятнадцать, когда на отца вышли. После приговора Эрни пытался вскрыть вены.

- А к чему его приговорили? – спросила Лили сдавленно.

- К повешению, - спокойно ответила Доркас. – Его выдали Германии.

В темноте Лили различила, что в уголке узкого глаза блестит слеза.

- Почему ты плачешь?

- Потому что он мой отец, - Доркас шмыгнула носом. – Потому что я его люблю.

- Несмотря ни на что?

- Он мой отец.

========== Глава 71. Свадьба ==========

Когда они с Джеймсом наконец смогли вернуться в Годрикову Впадину, был белый туманный день. Едва поднявшись наверх, бессильно упали на кровать. Надо было бы спуститься вниз, вскипятить чайник, перекусить как-то, но сил ни на что не осталось. Рука Джеймса лежала на бедре Лили, на самом изгибе, но прошло, наверное, полчаса, прежде чем они потянулись друг к другу. Двигались медленно, лениво почти. Потом долго спали – открыли глаза лишь в девять вечера.

- Сварганить бы что? – пробормотал Джеймс. – Или в душ сначала?

Лили молчала. После пробуждения ей показалось, будто неуловимо изменилось что-то внутри, но что же, она не могла понять.

- Пожалуй, переоденемся и поедим. Сосиски сварю. А то, кроме крекеров, весь день ничего в желудке не было.

- И то верно.

Стягивая джинсы с водолазкой, переодеваясь в домашнее платье, Лили прислушалась к себе. Никаких признаков боли, воспаления – да и то ощущение было скорей приятным, с болезнью не связанным. Но оно было настоящим, не фантомным.

Однако Джеймс смотрел голодными глазами, собственный желудок поскуливал, манил призрак разваренных сосисок с разогретыми овощами, чая с пончиками – и Лили перестала мучить себя догадками. Они отлично посидели на кухне, уминая снедь, потом отлично вымылись в душе и сладко заснули, обнимая друг друга.

О том странном ощущении Лили вспомнила две недели спустя, тревожно сверившись с женским календарем. После случившегося прошлой зимой выкидыша она стала осторожнее себя вести. Подождав еще неделю и не дождавшись изменений, поспешила к медсестре из Мунго, жившей через улицу.

Той лишь пришлось произнести несколько заклинаний особого рода.