Двадцать один год (СИ)

Год после трагедии Файерсов прошел ровно, хоть и горько было без Трейси. Лили по-прежнему пела в церковном хоре, ходила в любимицах у мисс Дэск и наспех зубрила уроки, а вечерами исследовала родительскую библиотеку. Диккенс показался ей утомительным, а рассказы Конан Дойла – слишком короткими, к тому же разозлили колкости Шерлока Холмса в адрес женщин. Зато от Вальтера Скотта и романов про индейцев она пришла в полный восторг. Отныне какая-нибудь из этих книг неизменно сопровождала её в школу, в сумочке поджидала перемены, а то и минуты, когда учительница выйдет из класса или отвлечется. Отныне кружевная занавеска превратилась в покрывало леди Ровены, алая мамина шаль – в пурпурную симмару Ревекки, а домашние тапочки украсились вышивкой, чтобы походить на индейские мокасины. В детстве Лили вместе с отцом на прогулках собирала понравившиеся перья птиц – теперь вся коллекция ушла на индейский головной убор. И боевая раскраска тоже была: пригодились мамины тушь и помада. Мама, обнаружив, что к её косметике прикасались, заподозрила Петунию и едва не наказала, но Лили призналась сама, и мать лишь покачала головой, едва сдерживая улыбку.

Вообще даже понятно, почему мама подозревала Петунию: сестра очень вытянулась, и платье на груди слегка торчало. Туни взрослела, но не хорошела. И все так же злилась на Лили – но теперь понятнее, почему. Лили тоже росла, точнее, худела и вытягивалась, но о ней-то говорили, что она становится все краше. Однажды Лили рассматривала себя в зеркало и решила, что, пожалуй, похожа на героинь, которых описывают в романах, а значит, красива. И еще её любят родственники и друзья родителей: чем-то она, видимо, нравится.

Из разговоров и наблюдений Лили поняла, что на мать похожа мягкими и тонкими чертами лица, а на отца – гущей темно-рыжих волос и яркими зелеными глазами. «Настоящая ведьма», - фыркала Петуния. Пусть. Её даже жаль: от мамы досталась длинноватая шея, от отца – вытянутое лицо.

Но все же бывали у сестер мирные минуты. Тогда Петуния рассказывала Лили об одноклассниках, учила её кататься на велосипеде и ставила старые пластинки: обе, вспоминая детство, кружились под них. В тот день между ними тоже было нечто вроде перемирия.

Сестры собирали в Коуквортском парке первоцветы. По желанию Лили цветы закружились у нее над головой. Туни давно наблюдала за странностями сестры без прежнего испуга, скорее обреченно, но сейчас живо одернула:

- Прекращай, мы не одни.

Цветы рассыпались по земле. Лили осмотрелась с досадой: вокруг было, по-видимому, пусто.

- Туни, ты врешь.

- Я видела, как те кусты шевелились.

- Зверек какой-нибудь, - пожала Лили плечами.

Она никогда не призналась бы – это означало капитуляцию перед сестрой – но в тот час и сама почувствовала чье-то присутствие, чье-то назойливое внимание. Более того: когда они шли домой, Лили казалось, будто кто-то крадется сзади.

И полтора месяца она ощущала, как тот незнакомец из парка (чутье подсказывало: именно он) отслеживает её шаги. Вчера он ждал её после школы: проходя мимо бывшего дома Файерсов, Лили увидела, как шевельнулась живая изгородь. Сегодня бродил у детской площадки. А завтра волшебным образом окажется у дверей церкви, где Лили поет на воскресной службе.

В середине мая её преследователь наконец показался на свет. Когда Лили и Туни в субботний день, как обычно, играли на детской площадке (Лили взлетела с качелей, заставляла шевелиться цветок, в общем, расхулиганилась), из-за кустов показался тощий паренек в непомерно большой куртке и выпалил:

- Я знаю, кто ты!

Более нелепое существо трудно было себе вообразить. Куртка, казалось, не только велика, но и тяжела ему; из-под нее торчали тощие кривые ноги в коротковатых линялых джинсах. Из-за засаленного воротника, смешно оттеняя цыплячью шею, топорщилось жабо, когда-то белое, нынче же серо-желтое. Черные волосы давно не стрижены и по крайней мере сегодня не чесаны.

- Ты колдунья.

Лили сморщила носик: так обидно, когда таинственным «невидимкой», вошедшим в твою жизнь, оказывается обыкновенный беспризорник, любитель задирать приличных девочек.

- Обзываться нехорошо.

Она, кажется, узнала его: воришка, что врезался в процессию, когда хоронили миссис Файерс. И Туни тоже его узнала.

Мальчишка понес совершенную околесицу, сестра оборвала его, он обозвал её как-то странно и очень зло. Разумеется, девочкам не оставалось ничего, кроме как уйти. Однако успокоиться не получилось. Невидимки, даже мальчишки-замарашки, не приходят в твою жизнь просто так, и не отвадишь их парой резкостей. Лили ждала продолжения и дождалась в тот же день.

Вечерело, девочки помогали маме с пудингом, когда кто-то словно поскребся в дверь. Мама выглянула в окно, попросила отца, работавшего в саду, посмотреть, кто пришел.

- Да цыганенок какой-то, бродяжка. Пошли девочек, пусть вынесут ему хлеба.

Лили отчего-то разволновалась, схватила кусок и поспешила к выходу. На пороге, как она и ожидала, обнаружился давнишний беспризорник.

- Тебе чего?