Двадцать рассказов

Вне себя от горя, Тимофей поплелся домой. Боже, думал он, за что Ты меня так караешь? Чем заслужил я Твой гнев, чем оскорбил или обидел Тебя? Ведь если человек просыпается себе утром, а внутри у него покойник, тут есть от чего сойти с ума. Не успеваешь даже толком понять в чем дело, а неприятностей уже пруд пруди, да еще каких! Ведь инспектор, пожалуй, этого так не оставит, у него власти будь здоров сколько, и выгнать меня - плевое дело. Конечно, за меня вступятся мой начальник и коллеги, ведь я сотрудник со стажем и всегда честно трудился, и люди меня уважают. Я не ябедник, не сплетник, никому не делаю зла и веду себя смирно, а в таком змеином гнезде, как наша контора, это незаменимое качество. Если бы, к примеру, я старался кого-то подсидеть или обскакать, тогда только держись, а в моем случае все как раз совсем наоборот. Хотя, с другой стороны, я повел себя ужасно глупо: эти разговоры о мертвеце ума мне не прибавляют. Решат еще, пожалуй, что я рехнулся, или у меня нервный срыв, или депрессия, а разве можно такого человека подпускать к вычислительной машине? Ох, как глупо... Дадут неделю отпуска, а потом фить! - и на улицу. Ищи потом себе работу где хочешь или ложись и умирай с голоду. Кто станет разбираться, из-за чего весь сыр-бор? Теперь точно не миновать беды, это еще только самое начало...

Но что же делать, черт возьми? Вот что: немедленно избавиться от трупа! Дело не терпит отлагательств, а то ведь поди знай, чем все это может еще обернуться. Однако, каким же образом? Конечно, лучшим выходом была бы немедленная операция, но попробуй объясни доктору, чего ты от него хочешь, да и страшно ложиться под нож. Остаются домашние методы. Вернувшись в квартиру и охваченный предчувствием скорого избавления, Тимофей с охотой принялся за дело, но оно тотчас застопорилось. Прежде всего, неизвестно было, в каком именно месте помещался мертвец. Собственно, он, подлый, нигде конкретно не помещался, а просто был внутри, и размеры его тоже не поддавались описанию. Тимофей не знал, что и думать, поэтому для затравки решил дело по-простому, напившись слабительных капель. Целую ночь он провел в сортире, измучившись и изойдя жидкостью, но труп оставался там же, где и был раньше. Соснув пару часов, чтобы набраться сил, Тимофей встал с отчаянной мрачной решимостью. В ход пошел самый жуткий рвотный эликсир, который только удалось найти в аптеке... увы! Тимофей сам едва вынес это испытание, но покойник даже не тронулся с места. Попытавшись уморить его почти неразбавленным спиртом и чудом оставшись в живых, Тимофей окончательно утвердился в мысли, что обычными средствами врага не возьмешь. Оставались, конечно, еще необычные, из области мистики и ворожбы, но идти к какой-нибудь старой ведьме он не рискнул, ограничившись посещением литургии. Впрочем, это тоже не подействовало, а если и подействовало, то совсем некстати, потому что труп вдруг выкинул такую штуку, от которой Тимофею сделалось совсем уж дурно: он начал пахнуть.

Обыкновенно, так всегда и происходит: все мертвые пахнут, поэтому в доме их держат совсем недолго, но как же его вынести из собственного тела? Вначале запах был несильный, и даже как будто приятный: пахло плесенью и слегка гнильцой, как в бабушкином погребе, где хранятся всяческие вкусные вещи и куда вход тебе накрепко заказан, но через пару дней от бабушкиного погреба не осталось и следа - явно несло разлагающейся плотью. Сперва Тимофею казалось, что смрад идет изо рта; едва ли не каждый час он бегал чистить зубы, но это не помогало. Спустя некоторое время выяснилось, что никакого особенного источника у запаха нет - он, скорее всего, выделяется сквозь поры кожи, и тут уж ничего не поделаешь. Тимофей пробовал натираться одеколоном с головы до пят, расходовал ароматические масла, мылся с грубой мочалкой, но запах никуда не исчезал, а только усиливался, приобретая все новые и новые оттенки. Он него не было спасения нигде, поскольку ощущался запах не носом, а чем-то другим, быть может, обонятельным центром мозга. В квартире стояла невыносимая вонь, не помогали даже распахнутые день и ночь окна, и оставалось только дивиться, почему безмолвствуют соседи. Их пренебрежительное равнодушие, вежливые холодные кивки на лестнице, взгляды, скользящие прочь, - все это раздражало и пугало до коликов. Разве что однажды маленькая девочка, встретив Тимофея на лестнице, как-то слишком внимательно посмотрела на него, а затем охнула и стремглав кинулась прочь. Размышляя о таком странном поведении, которое никаким насморком объяснить, конечно, нельзя, Тимофей всерьез заподозрил, что запах во всем мире чует он один и называется это, скорее всего, шизофренией.