Двадцать семь костей

После обеда Холли пришлось ехать на работу. В выходные дни ночные сеансы в «Проворных ручках» хорошо оплачивались, и это было солидным пополнением семейного бюджета. Обычно она разрешала детям оставаться в доме одним и просила либо Доусон, либо еще кого-то из соседей уложить их спать и помочь в случае экстренной необходимости. Но только не сейчас, когда поблизости рыщет Человек с мачете. Сегодня Доусон останется с детьми и будет спать в кровати Холли. Это было оптимальным решением проблемы. Доусон под пыткой не созналась бы, что и сама не в восторге от перспективы провести ночь в своем доме, который находился ближе всего к лесу.

Ночь с пятницы на субботу была самой напряженной в «Проворных ручках». Шесть сеансов массажа. В прихожей толпились мужчины с нижней части острова. Хотя экономика Сент-Люка находилась в упадке, на Карибах были острова, пребывавшие в куда более печальном состоянии, и многие мужчины перебрались оттуда на Сент-Люк. Те, кто не нашел здесь работу, уехали обратно. Те, кому удалось устроиться, каждую пятницу ходили на почту, чтобы отправить денежные переводы своим семьям на Антигуа, Сент-Винсент или Сент-Лусиа. После этого они отправлялись в бары Фредериксхавна, а потом те из них, кто из религиозных чувств или соображений личной гигиены не хотел снимать проститутку на Варф-стрит, рано или поздно оказывались в «Проворных ручках».

Холли, разумеется, почти ничего не знала о мужчинах, которые искали удовольствия на Варф-стрит, но те, кто приходил в салон, были на удивление вежливыми, даже застенчивыми, когда ложились на стол голышом. Они все называли ее мисс Холли, были признательны за обычный массаж, и, хотя большинство из них (но далеко не все) просили о дополнительных услугах, они никогда не распускали руки, и даже самые пьяные не позволяли себе говорить с ней в таком тоне, как тот придурок из «Синей долины».

Существовал ли маньяк на самом деле или нет, но салон «Проворные ручки» был, пожалуй, самым безопасным местом на острове — каждую ночь у миссис Ишигава дежурил вооруженный вышибала, а в выходные на дежурство заступали двое охранников. Но когда ночью Холли возвращалась с работы, она вдруг заметила, что заперла все двери Маргаритки, чего никогда раньше не делала, а мистериальная молитва, в которой она просила Маргаритку поскорее завестись, была произнесена ею с особым замиранием сердца.

Холли добралась до дома без происшествий. Припарковав Маргаритку прямо за воротами, которые никто не потрудился закрыть на замок — вряд ли убийца проникнет в поселок на машине, — она взобралась на холм и вошла в темный дом. Сначала она проверила детей, постояла несколько секунд у двери, слушая, как они дышат во сне. Дони немного сопела: Холли опасалась, не простудилась ли она.

Затем она на цыпочках пошла в свою комнату. Доусон спала, накрывшись покрывалом и повернувшись лицом к стене. Холли тихо разделась, чтобы не разбудить подругу, и переоделась в банный халат, который висел на спинке стула, стоявшего между кроватью и столом.

Выходя из комнаты, она взяла тряпичную банную сумку, в которой лежали паста, зубная щетка, полотенце, мочалка, бутылка с жидким мылом, шампунь, кондиционер, коробка со спиралями для отпугивания москитов фирмы «Кобра», зажигалка и старая коробка из-под пилюль «Сукретс», где она хранила травку — последний раз она курила два дня назад.

Но не успела она сделать несколько шагов, как поняла, что неразумно разгуливать вот так среди ночи, когда поблизости может скрываться маньяк. Она поспешила в домик, зашла на цыпочках в комнату детей и стала рыться в коробке от обуви, где Марли хранил свои сокровища: шарики, иностранные монеты, камешки, раковины и прочую дребедень, пока не нашла серебристый судейский свисток, который сунула в карман халата.

Крапауд был неказистым гулким строением из шлакобетонных блоков, с жестяной крышей и покатым цементным полом для слива. С одной стороны здесь находились раковины и душевые кабины, с другой — ряды унитазов за зелеными, открывающимися в обе стороны дверями.

Войдя, Холли сразу же захлопнула дверь, чтобы не впускать москитов. Она посветила фонариком — крапауд был пустым. Она устроилась в своей любимой кабинке, сделала глубокую затяжку и стала светить фонариком на старый «Роллинг стоунз» (в каждой кабинке была полка для журналов), восседая на своем троне. Никакого слива — унитазы были установлены над глубокой, черной и вонючей выгребной ямой, в которую время от времени бросали лайм.

Холли привыкла к такому туалету, но не могла привыкнуть к холодному душу. Она вошла в душевую кабинку, повесила халат на крючок, поставила фонарик на подоконник, повернула кран и стала энергично пританцовывать под струями холодной воды, когда вдруг услышала, как заскрипела входная дверь.

— Помогите, — прошептал едва различимый мужской голос.

Холли выключила воду.

— Кто здесь?

— Помогите… ради Бога, помогите!

Она надела халат, замотала голову полотенцем, схватила фонарик и распахнула дверь душевой кабины.