Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

Но надо было жить...однако и здесь проглядывал человек. Видна была его душа, его Бог, его порыв и жажда любви. Все эти уголовники жили с проститутками...Настоящими, уличными, без прикрас... Здесь я видел ту любовь, которой можно завидовать. Любовь без границ, без предела.. Ту любовь, в которой для женщины весь, единственный, и только один смысл жизни в любимом человеке... Я узнал по рассказам, что одна из "этих" женщин сделала со своим любовником все его красные походы, идя рядом с ним и держась за стремя его седла.. На что может вдохновить такая любовь?... Я утверждаю, что здесь я видел настоящую любовь женщины... Видел ли я любовь мужчины? Не пришлось. Но мне кажется, что если бы кто-нибудь попробовал у "этого" мужчины отнять его женщину, то я увидел бы настоящую любовь зверя...

Но не всегда и формы здесь были не привлекательны. Я встретил здесь девочку лет 18-ти, не проститутку, просто "маруху" (Любовница "блатного".)... Маленькая головка, большие глаза, под ними синяки и одутловатость от беспробудного пьянства. Тонкая, стройная, с душой и размахом... Границ не существовало. Ни в деньгах, ни в любви, ни в загуле, ни в скандале, ни в чем... Это была своего рода знаменитость:-"Вера-Ракета"!

{124} Жила она в привилегированном квартале на Жуковской и, за свою доброту и размах была кумиром всей Лиговки...

Часто мне приходилось ночевать в этих "хазах". Подойдешь к двери дома, где сегодня ночевка... Управдом сидит у подъезда... Войти нельзя... Ходишь около... Следишь... А в 12 часов ночи он встанет, внесет стул, закроет перед твоим носом дверь и ты на улице. Пешком через весь город на Лиговку... А там столярный верстак соседа рабочего или комната "Соньки-Воробья", из которой нужно выйти, если придет "гость". - Вот какова теперь, настоящая, без прикрас жизнь "нелегального"...

В ПОИСКАХ КЛАДА.

Надо было достать "клад". Теперь я был уже спец... По ходу "щупа", я уже мог определить, рыта здесь земля или нет, и, если рыта, то мог даже приблизительно сказать, когда она рыта. Но для работы условия осложнились. Теперь я был не только нелегален, но меня искали, у меня не было квартиры и, выходя к ночи из своего очередного убежища "на работу", я до утра должен был оставаться на улице. Но чем труднее мне давалось какое-нибудь дело, чем больше было препятствий, тем упрямее я шел на него... Деньги были не маленькие, они мне были нужны, и надо было рисковать.

Прежде всего, когда я приехал, я повидал хозяина "клада" и проверил его местонахождение. - Он подтвердил свои прежние показания. Если я нашел один ящик, думал я, значит много вероятий, что второй ящик не миф. И я принялся за "работу".

Сначала опять проследил снаружи. Оказалось, что в доме все те же порядки. Тогда я начал действовать старыми приемами. Опять забор ... Прогулки по саду... - "Щупанье", копанье... Но ничего нет... Наконец знакомый металлический звук "щупа"... Лопата... И в 10-ти шагах от указанного места, я выкопал солдатский котелок. Снова я ожил... Снова на {125} несколько часов я удовлетворен... и снова разочарование...

На этот раз кроме документов я не нашел там ничего.

Время шло, убежищ становилось все меньше... Нужно было есть и пить. Последние деньги я ставил ребром. Петля затягивалась. Я кинулся к уголовникам...

Из рассказов я знал, что среди них существовала выгодная в прежнее время, профессия - "крестовиков" (Могильных воров.). Это была целая организация. Действовали они чрез своих агентов в похоронных бюро. Эти узнавали, когда хоронят кого-нибудь, оставляя на покойнике драгоценности, доносили об этом организации, а те вырывали гроб и снимали с покойника вещи. Дело было рискованное, так как кладбища охранялись и пойманные, как за кощунство, крепко наказывались, но оно было и прибыльное, так как в прежнее время зачастую хоронили с ценными вещами. Уж очень противна мне была эта категория, но несмотря на то, что мне было гораздо приятнее иметь дело с налетчиками, мне все таки пришлось обратиться к ним.

Через "Сашку-Водяного" и "Соньку-Воробья", я познакомился с матерым, старым, кладбищенским вором. Свою прежнюю профессию он бросил с начала революции - "Теперь не людей, а шантрапу хоронят", говорил он. "Вот было время..." и он начинал рассказывать о каком-нибудь удачном "деле", когда на его долю пришлось несколько карат бриллиантов.

Среди "шпаны" он пользовался большим авторитетом и уважением, а к ней, и теперешним преступникам относился с пренебрежением.