Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

На юго-западном его берегу расположен лагерь Соловецкой каторги. С трех сторон этот кусок сплошного камня, в пол километра в длину и в одну треть ширины омывается морем. Здесь нет ни одного дерева, кое где он покрыт землей, все остальное гранит. Со стороны моря он окружен переплетенной колючей проволокой. От суши отделен высоким забором. За проволокой и забором - вышки для часовых.

В длину, от ворот, к юго-западному его концу, идет {158} "линейка", то есть на камне настланы доски. Здесь в летнее время, а иногда и зимой - за наказание, происходит поверка.

Справа и слева от нее расположены большие бараки. У ворот - караульное помещение, канцелярия, барак чекистов и барак женщин. В ширину идут мастерские, электрическая станция, кухня, баня, лазарет, политический барак, цейхгауз и карцера.

Кто строил этот уголок, я не знаю. Говорят, что начат он при постройке Мурманской железной дороги, продолжен при пребывании на Севере англичан и кончен большевиками. Причем каждый внес свое: инженеры - плохие бараки, англичане - электрическую станцию, большевики - карцера. Что последнее произведение принадлежит им - это мне известно достоверно.

Нас вывели на линейку...

Остановили и начался прием... С палками в руках, в самой разнообразной одежде, с малиновым цветом на шапке или на петлицах, со всех сторон из всех бараков бежали к нам чекисты... Это была Соловецкая аристократия - войска внутренней охраны - бывшие сотрудники Г. П. У. Наше будущее начальство.

Начался "парад"...

Я был на войне. Слышал команды там, где он имеют действительное значение, где командой нужно вести человека на смерть и поэтому часто в нее вливается и злоба, и ярость, и самая нецензурная ругань, но я никогда не мог представить, чтобы команду нужно было так изгадить и исковеркать, как это сделали чекисты.

Нас было всего около ста человек, и над этими ста голодными, истощенными и замороженным людьми, измывались 25 человек. Это был какой то сплошной никому ненужный рев. Они изощрялись один перед другим, но чего они хотели от нас, ни они не мы не понимали. Мне кажется это были просто люди уже перешедшие в стадию зверя, которому нужно порычать...

Вдруг сразу несколько человек, приложив руки к шапкам, пародируя старое офицерство, вытянулись и заорали исступленным голосом:

"Смирно! Товарищи командиры!...

{159} - Шел помощник командира полка.

Бывший чекист, бывший проворовавшийся начальник конвойного дивизиона Соловецкого же лагеря. Теперь тоже арестант.

"Ты что? Ты где? Как ты стоишь? Переплетая каждую фразу руганью заревел он на одного из арестантов.

"Помни, что ты в лагере особого назначения", кричал он, ударяя на словах "особого назначения".

"В карцер его"!, и опять ругань.

"И вот этого, еще и этого, пусть помнят, сукины дети, что они на Со-лов-ках"!, растянул он последнее слово.

Моментально куча его сподвижников кинулась исполнять его приказание.

Нас отвели в барак... У меня с собой не было ни одной вещи, но один из арестантов попросил меня взять его узел, с ним я пошел на обыск.

"Деньги есть?"

- "Нет".

"Врешь! Если найду карцера попробуешь. По глазам вижу, что есть..." Во мне шла борьба... Я молчал...

Кончился обыск. Началось распределение по ротам, я попал в

7-ую.

Для того, чтобы увеличить ответственность за проступки, в Соловках введен воинский устав.-Разделение на роты, взводы и т. д. Все это устроено безалаберно, структура непонятна, но в общем помогает цели, преследуемой большевиками,-помогает давить человека. Конечно этого можно было достигнуть и иначе, но ведь они очень любят вводить все в рамку законности.

Привели меня в роту перед началом вечерней поверки.

Большой барак, шагов 100 в длину и 20 в ширину. Несмотря на мороз, дверь открыта, и несмотря на открытую дверь, ужасающий воздух... Внизу мороз, наверху нечем дышать. Испарения немытого тела, запах трески, одежды, табаку, сырости - все смешалось в густой туман, сквозь который еле мерцали две 10-тисвечевые электрические лампочки.

Все арестанты были дома... Нары в 4 ряда, идущие в длину барака, были сплошь завалены лежащими и сидящими на них людьми... Изможденные, усталые лица... Под {160} лампочками грудой стоят голые тела с бельем и одеждой в руках - бьют вшей.

На одном конце барака - загородка. Там "аристократия" - командный состав". На другом у окна, - столик, лучшее место и тоже "аристократия", но денежная..

Барак во многих местах в щелях заткнут тряпками

Вот где придется жить...

Подошли арестанты... Разговор сразу перешел почти на единственную интересовавшую тогда всех тему. - Что слышно в Петроград об изменении Уголовного кодекса? Я ответил, что я из одиночки и ничего не знаю. Это была одна из тех очередных надежд, которыми должен жить заключенный. Раньше бывали амнистии, разные досрочные освобождения и т. п. В тот момент Соловки жили надеждой на изменение Уголовного кодекса и скидку по новому кодексу двух третей со срока наказания.