Двадцать три

Последнее время они регулярно общались. Просто болтали обо всяких пустяках в одностороннем порядке. Это посоветовал психотерапевт, которого он посещал задолго до того, как они с Гейл переехали в Промис-Фоллз. Надо дать голос своим чувствам, говорил он. Даже если она тебя не слышит, ты услышишь самого себя. Высвободишь свои чувства, выпустишь их наружу.

Иногда он говорил с ней, держа телефон в руке, но не набирая никакого номера. Или же разговаривал с ней, когда вел машину – так, будто она сидела рядом. Порой он всматривался в фотографию, что стояла на каминной доске. Говорил ей, что у него на уме. Говорил честно и прямо.

Гейл этого не понимала. Считала, что это полное безумие. Просила больше не делать этого.

Не зацикливайся на этом, говорила она. Все позади. Она больше не причинит тебе боли.

Конечно! Ей легко говорить!

Надо завести свою настоящую семью, твердила Гейл.

Ну ничего не понимала!

Ангус всегда крайне внимательно следил за соблюдением мер предосторожности, причем касалось это не только секса. Выбрал в жены девушку, нисколько не похожую на мать. Другая прическа, синые черты лица, да и фигура ничем ее не напоминает. Хотел, чтобы она как можно меньше походила на мать.

Ведь сама мысль о том, что когда-нибудь придется убить Гейл, была ему невыносима.

Ангус любил Гейл.

Он считал, что они просто идеальная пара. Он всегда мог поговорить с ней. Он все рассказал ей о своем детстве. О том, как в доме стало просто невыносимо после ухода отца. О том, как мать постепенно впадала в безумие.

Однако Ангус не рассказывал Гейл всего, что вытворяла мать. Некоторые вещи он был просто не в силах заставить себя произнести вслух. Лишь его психотерапевт знал эти омерзительные подробности, но даже при условии сохранения врачебной тайны одну историю Ангус все же от него утаил.

Гейл он рассказывал о менее значительных проступках. О постоянной критике со стороны матери. О том, что был нежеланным ребенком в семье. Мать никогда не хотела детей. И уже тем более не желала, чтобы он пошел в отца – такого же тупого и безмозглого.

Сначала мать его оскорбила. А когда губы у мальчика задрожали, она нахмурилась и заметила:

– Ой, прекрати сейчас же! Надо учиться воспринимать критику. Не собираюсь делать тебе поблажки. Всегда буду указывать на твои недостатки.

А затем она нагибалась, близко-близко, прямо к его лицу, и говорила:

– А ну-ка, улыбнись мамочке. Хороший мальчик всегда улыбается мамочке.

Легко сказать, улыбнись.

Стать хорошим мальчиком – то была недостижимая для него цель, и мама постоянно напоминала ему об этом.

Хорошие мальчики не шумят и не скандалят, не носятся по гостиной как угорелые. Хорошие мальчики спокойно поднимаются по лестнице, не прыгают сразу через две ступеньки. Хорошие мальчики не пачкают и не рвут одежду. Хорошие мальчики не пукают. Хорошие мальчики получают в школе только хорошие оценки.

Хорошие мальчики не разглядывают «грязные» журналы и не занимаются неприличными делами под одеялом.

Была одна история, которую ангус просто не мог поведать Гейл. Ночью, когда ему было тринадцать, его мама ворвалась в комнату и застигла его за неприличным занятием.

Она тихо подкралась и сорвала с него одеяло, и он остался лежать нагой и в возбужденном состоянии. Пытался натянуть одеяло. Но мать держала крепко.

– А я думала, ты хороший мальчик, – сказала она.

– Пожалуйста! – взмолился Ангус, продолжая бороться за одеяло. – Оставь меня в покое!

– Если считаешь, что это приличное занятие, если так гордишься им, продолжай и закончи, – прошипела мать. – А я подожду.

Он перекатился на бок, свернулся в комочек, точно стремился защититься от ударов ремнем. Но слова ее жгли куда больнее.

– Я жду, – повторила Лиана.

Ангус обхватил руками колени, крепко прижал их к груди, почувствовал, как по щеке сбегает на подушку слеза.

– Я так и думала, – сказала мать. – Даже самое простое дело не можешь довести до конца.

А потом она наклонилась, поцеловала его в лоб и сказала:

– Ну, ладно, будет тебе. Давай, улыбнись мамочке.

И он улыбнулся, с таким трудом растянул уголки рта, словно каждый из них был весом с гантель в пятьсот фунтов.

После смерти матери он переехал к тете Белинде и жил у нее два года. И один раз она едва не убила его, произнеся следующую фразу:

– Знаю, моя сестра была не лучшей на свете матерью, и у меня прямо сердце разрывалось при виде того, что она с тобой вытворяет. Но что я могла поделать?

«Могла бы спасти меня, – подумал тогда Ангус. – Вот что ты могла бы сделать».

Он часто думал о том, что было бы гораздо лучше, если б мать вообще не родила его. Да ни один на свете человек не захотел бы жить и терпеть такие мучения. Жизнь того просто не стоила.