Двадцать тысяч лье под водой

21 января 1868 года, в полдень, шкипер, по обыкновению, явился измерять высоту солнца. Я находился на палубе и, закурив сигару, стал следить за этим процессом. Мне пришлось убедиться, что он не понимает по-французски, так как высказанные вслух мои замечания должны были бы обратить его внимание, между тем он оставался все время равнодушен и нем, как рыба.

В то время как он делал свои наблюдения с помощью секстана, один из матросов «Наутилуса», силач, сопровождавший нас в первую экскурсию на остров Креспо, пришел чистить стекло маяка. Я стал рассматривать устройство аппарата, в котором сила света увеличивалась в сто раз благодаря чечевицеобразным стеклам и их особому расположению. Электрический свет, проходя сквозь эти стекла, значительно возрастал в своей интенсивности. Накаливание углей происходило в безвоздушном пространстве, чем обусловливалась равномерность напряжения света, и острия углей, между которыми появлялась световая дуга, оставались неизменными, так как сам графит не расходовался. Сбережение графита имело важное значение: возобновление его сопряжено было с большими трудностями.

Когда «Наутилус» приготовился начать свое подводное плавание, я возвратился в зал. Подъемную дверь закрыли. Судно держалось направления к западу.

Мы плыли по волнам Индийского океана — беспредельной водной равнине, занимающей пространство в пятьсот пятьдесят пять миллионов гектаров. Воды океана до того прозрачны, что вызывают головокружение, если всматриваться в их глубину. «Наутилус» все время шел на расстоянии ста — двухсот метров от поверхности воды. Так продолжалось несколько дней. Всякому другому на моем месте, не так сильно любящему море, время показалось бы долгим и монотонным; но ежедневные прогулки по палубе, где я освежался, вдыхая живительный воздух океана, эта движущаяся перед окнами салона панорама богатств океана, чтение книг, имевшихся в библиотеке, редактирование моих мемуаров — все это наполняло мои дни и не давало места скуке и унынию.

Как мое, так и моих товарищей здоровье не оставляло желать лучшего. Установленный на судне режим влиял на нас отлично, и я не придавал значения улучшению нашего стола, о чем всегда хлопотал и добивался Нед Ленд.

Более того, несколько повышенная температура во внутренних помещениях оберегала от простуды.

К тому же на судне находился значительный запас полипняка, известного в Провансе под названием морского укропа. Мясо этих полипов служит прекрасным средством против кашля.

В течение нескольких дней мы встречали в огромном числе морских птиц, по преимуществу из породы чаек и рыболовов. Некоторых из них удалось застрелить, и, приготовленные особым манером, они действительно составили весьма вкусное блюдо из морской дичи. Из числа крупных птиц, отличающихся быстрым полетом и обладающих способностью совершать его на огромные расстояния от берега, а в случае усталости отдыхающих на волнах, я увидел великолепных альбатросов, отвратительный крик которых походит на ослиное ржание; эти птицы принадлежат к семейству длиннокрылых. Представителями семейства веслоногих явились фрегаты, весьма искусно ловящие рыбу на поверхности воды, и многие породы фаэтонов, в том числе фаэтоны с красным хвостом величиной с голубя, белого с розовым оттенком оперения, за исключением крыльев, которые резко выделяются своим черным цветом.

Сети «Наутилуса» доставляли нам многие породы морских черепах, по преимуществу так называемых каретт с сильно выпуклой спиной, панцирь которых высоко ценится. Эти пресмыкающиеся ловко ныряют и могут долго оставаться под водой, закрыв мясистый клапан, находящийся у наружного отверстия их носового канала. Мясо этих черепах невкусно, но их яйца являются лакомством.

Что касается рыб, то они всегда вызывали в нас удивление; сквозь окно салона мы изучали тайны их водной жизни. Мне пришлось увидеть массу пород, которых я до сих пор нигде не встречал.

Я упомяну прежде всего твердокожих, свойственных Красному морю и части Индийского океана, омывающей берега экваториальной Африки. Эти рыбы, как черепахи, броненосцы и некоторые ракообразные, защищены броней, которая не известкового и не кремнистого строения, а является настоящей костью. Иногда эта броня принимает форму треугольников, иногда четырехугольников; в числе рыб, снабженных трехгранной броней, встречались экземпляры длиной в полдециметра. Мясо твердокожих рыб очень вкусно и питательно. Я считаю возможным разводить некоторые породы твердокожих в пресных водах, в которых многие рыбы легко прививаются. Далее я назову кузовок четырехгранных, на спине которых помещаются четыре больших нароста; твердокожих кузовок, с белыми точками на брюхе, которых можно сделать ручными, как птиц; тритонов, которые вооружены шипами, образовавшимися удлинением костяного панциря, и которые издают звуки, похожие на хрюканье, почему и получили прозвание морских свиней; наконец, дромадеров с большими конусообразными горбами, отличающихся твердым и жестким мясом.