Двадцать тысяч лье под водой

Я слегка поклонился в знак подтверждения. Капитан не задавал мне вопросов. Следовательно, ответов не требовалось. Этот человек говорил совершенно свободно, без малейшего акцента. Его фразы были безупречны, слова – точны, речь лилась на удивление легко и непринужденно.

– Вы, конечно, заметили, сударь, – продолжал он, – что я не спешил наносить вам второй визит. Выяснив, кто вы, я хотел тщательно все обдумать, прежде чем решить, что с вами делать. Меня одолевали сомнения. Роковые обстоятельства свели вас с человеком, который порвал с человечеством. Своим появлением вы нарушили мой покой…

– Не по своей воле! – вставил я.

– Не по своей воле? – повторил мой собеседник, повысив голос. – Так значит, «Авраам Линкольн» гоняется за мной по всем морям и океанам не по своей воле? Вы ступили на борт этого фрегата не по своей воле? Снаряды в мое судно летели случайно? И господин Нед Ленд не хотел забить его своим гарпуном?

Я уловил в словах капитана раздражение. Однако у меня имелся совершенно естественный ответ на эти обвинения, и я не преминул его дать.

– Сударь! Должно быть, вы не знаете, какие жаркие споры разгорелись из-за вас в Америке и Европе. Не знаете и о том, что различные происшествия, вызванные столкновением с вашим подводным судном, всколыхнули общественное мнение на обоих континентах. Я не стану перечислять бесчисленные гипотезы, призванные объяснить необъяснимый феномен, секрет которого известен только вам. В оправдание скажу лишь одно: преследуя вас в международных водах Тихого океана, «Авраам Линкольн» полагал, что преследует опасное морское чудовище, от которого необходимо избавить океан любой ценой.

Легкая улыбка тронула губы капитана.

– Господин Аронакс, – произнес он спокойным голосом, – неужто вы осмелитесь утверждать, что подводный корабль не подвергся бы такому же преследованию и обстрелу, как и неведомый зверь?

Вопрос меня смутил, ведь в подобном случае капитан Фаррагут не стал бы колебаться ни секунды. Он посчитал бы своим долгом уничтожить любой аппарат такого рода, как если бы то был гигантский нарвал.

– Теперь вы понимаете, сударь, – продолжал незнакомец, – что я имею право считать вас врагами.

Я ничего не ответил по одной простой причине. Какой смысл спорить, когда противник может разрушить любые твои доводы, применив силу?

– Я долго колебался, – вновь заговорил капитан. – Ничто не обязывало меня проявлять гостеприимство. Если бы наши пути разошлись, у меня не возникло бы ни малейшего желания видеть вас вновь. Я вернул бы вас на палубу моего судна, служившую вам убежищем. А потом затерялся бы в морской пучине, навсегда забыв о вашем существовании. Разве я не имел права так поступить?

– Поступить так мог бы дикарь, – ответил я, – но никак не цивилизованный человек.

– Господин профессор, я вовсе не являюсь тем, кого вы называете «цивилизованным человеком»! – резко заявил капитан. – Я разорвал все связи с обществом по причинам, о которых никто, кроме меня, судить не вправе. А значит, я не обязан подчиняться его законам и прошу вас никогда их при мне не упоминать!

Он говорил предельно искренне. Ярость и презрение вспыхнули в его глазах, и я почувствовал, что когда-то этому человеку довелось пережить ужасную трагедию. Он не только поставил себя вне всяких человеческих законов, но и сделал себя в буквальном смысле независимым, свободным от любого внешнего воздействия! Кто осмелился бы преследовать его в морских глубинах, когда и на поверхности ему не было равных? Какое судно выстояло бы в столкновении с этим подводным кораблем? Какой броненосец, даже самый прочный, выдержал бы удары его тарана? Никто из людей не мог потребовать у него отчета за его действия. Только Бог, если он в него верил, да совесть, если она у него была.

Эти мысли молнией промелькнули у меня в голове, пока мой необычный собеседник молчал, погрузившись в себя. Я разглядывал его со смесью ужаса и любопытства: должно быть, именно так Эдип взирал на Сфинкса.

После долгой паузы капитан продолжил:

– Итак, я долго колебался. И все же решил, что мои интересы не пострадают, если я проявлю естественное сострадание, на которое имеет право любое человеческое существо. Вы останетесь на борту моего судна, раз уж попали сюда по воле рока. Вы получите свободу, хотя и весьма относительную, – но при одном условии. Пообещайте, что не станете его нарушать! Вашего слова будет вполне достаточно.

– Говорите, сударь! – ответил я. – Полагаю, любому честному человеку не составит труда принять ваше условие.

– Разумеется! И вот в чем оно состоит. Есть вероятность, что некие непредвиденные обстоятельства вынудят меня запереть вас в каютах на несколько часов или даже дней, в зависимости от ситуации. Так как я не люблю применять насилие, то в подобном случае, как и во всех прочих, буду рассчитывать на ваше беспрекословное подчинение. Таким образом, я целиком и полностью снимаю с вас всякую ответственность свидетеля и обязуюсь принять все меры, чтобы помешать вам увидеть то, чего видеть не следует. Принимаете ли вы это условие?