Двадцатое июля

— Первое, — разведчик выставил вперед большой палец. — Его люди вели Гизевиуса открыто, так, чтобы мы видели. Как только «Валет» вошел в помещение бюро, они тут же исчезли. И более нас не сопровождали. Всеми своими действиями они показали, что нам не следует их опасаться. Второе. — Геверниц открыл указательный палец. — Мюллер — наиболее прямой путь к той цели, о которой тебе написали в письме. Как говорится, если хочешь быстро что-то получить, не обращайся к вышестоящему начальству: обратись к среднему звену. У нас тот самый случай. Третье. — Высвободился средний палец. — Мы, конечно, можем установить контакт с Гиммлером. Через Красный Крест. Но кто даст гарантии, что он продолжает удерживать под контролем те объекты, которые нас интересуют? К тому же чтобы вывезти необходимую документацию и научный состав, ему придется задействовать своих людей, в том числе и Мюллера, а значит, засветиться. Пойдет ли он на это? Вопрос спорный. Мюллеру же провести подобную операцию значительно легче. К тому же, вполне возможно, он действует с устного разрешения своего шефа. И добавлю от себя лично: я бы с Гиммлером вообще не имел никаких контактов. Фигура слишком одиозная. Вызволять его потом из тюрьмы и прятать за границей? Не вижу смысла. Оставлять как свидетеля? Но зачем нужно, чтобы кто-то узнал о нашей деятельности? Так что, исходя из этой ситуации, Мюллер — самая удобоваримая фигура.

Даллес допил кофе и принялся внимательно рассматривать пятно на дне чашки:

— Умеешь ты убеждать, Геро. Вот только захочет ли он встречаться с нами в Швейцарии?

— Не о том думаешь. — Геверниц взял поднос и забрал из рук Даллеса посуду. — Что он потребует взамен — вот что меня больше интересует.

* * *

Штольц пытался задремать, но не получалось.

— Чего вы всё ворочаетесь? — Бургдорф приподнялся на локте, посмотрел в темноте в ту сторону, где лежал журналист. — Нам нужно выспаться. Неизвестно, что будет завтра.

Штольц закрыл глаза, но сон так и не шел.

— Вас что-то беспокоит, — сделал вывод корректор. - И причина, как я понимаю, заключается во мне. Ведь так?

— Да.

— Что ж, давайте обсудим. — Бургдорф присел. — Вас волнует тот факт, что я смог хладнокровно убить человека?

— Нет.

— Странно. Любого другого на вашем месте в первую очередь волновало бы именно это. Тогда что?

Штольц некоторое время молчал, потом не выдержал и сказал:

— Когда Мюллер меня допрашивал, мне показалось, что он знает вас. Это так?

— Почему вам так показалось?

— Судите сами. Ко мне приходит русский. От вас. За ним следят.

— Или — за вами.

— Согласен. Но в любом случае довольно странно, что сам шеф гестапо, вместо того чтобы приказать притащить меня к нему, едет на квартиру к малозначительному журналисту и второстепенному заговорщику, допрашивает его тет-а-тет, без свидетелей, а потом лично стреляет в него. Затем поджигает дом, чтобы замести следы. Попахивает дешевым детективом. Вам не кажется?

— Допускаю.

— А потом я обнаруживаю засаду, которая караулит вас. Причем ждали вас там долго: судя по тому, как обустроился убитый вами приятель. Кто вы? Почему Мюллер уделяет вам столь пристальное внимание?

Бургдорф заложил руки за голову:

— Правда вам может не понравиться.

— Правда всегда не нравится. Это ложь красивая и липкая. А правда жесткая и страшная.

— Вы женаты?

— Да,

— Где ее спрятали?

Штольцу жутко хотелось курить, но сигарет не было. Да если бы и были, в чужом доме он не пошел бы на такое неуважение к хозяину. Их временно приютил ветеринар, который в свое время лечил собаку журналиста. У них тогда сложились приятельские отношения.

— Почему вы решили, что я ее спрятал?

— Убить хотели вашу соседку. Значит, жены не было дома.

— Я отправил ее в Гетенбург, к родне.

— Правильное решение. Этот культурный город, как и Дрезден, бомбить не станут. — Штольц промолчал. — Вспомнили о супруге? — Темнота не позволила журналисту увидеть усмешку на лице двойника Гитлера.

— Нет. Просто у меня начинает зарождаться недоверие к вам.

— Отчего? Я не уголовник. И не государственный преступник. Не заговорщик, в отличие от вас.

— И тем не менее. Мне кажется, вы не тот, за кого себя выдаете.

— И вы абсолютно правы. — Корректор зевнул и спокойным тоном, как бы между прочим, продолжил: — Я двойник фюрера.

«Выходит, тот убитый сказал правду», — подумал Штольц.

— Что значит — двойник Гитлера?

— А что в этом удивительного? Каждый человек имеет в нашем мире похожего на себя гуманоида. Вы тоже на кого-то похожи. Только ваш визуальный близнец никому не известен. А мне вот не повезло.

— Расскажите подробнее.

— Это не столь интересно, как кажется на первый взгляд.

— И все-таки. Как вы стали двойником?