Двадцатое июля

Абакумов присутствовал на том суде. И до сих пор не мог поверить, что Тухачевский, герой «гражданки», являлся врагом народа. Но Вышинский… Он-то ведь врать не мог! Да и взводом расстрела командовал потом сам Блюхер. Герой Гражданской, соратник Тухачевского. Уж он-то тем более не мог ошибаться. Так что чем черт не шутит. Может, в Москве и впрямь затевается сейчас некое подобие берлинских событий? С наших умников станется…

— Абакумов, о чем задумался? Если о бабах, то сейчас не время. — Берия сдвинул шторы в стороны. Первые лучи утреннего солнца ворвались в комнату. — Мы тут провели кое-какую работу. Усилили посты в Кремле и во всех важных структурах. Милицейские наряды получили инструктаж, как вести себя в случае непредвиденных ситуаций. Но кто у нас работает сегодня в милиции? То-то и оно. Подростки, девчонки и инвалиды, комиссованные по ранению. В одном ты прав: война действительно заканчивается. А потому даю тебе раз-решение на усиление оперативных составов бойцами Красной армии. Так что подключай своих людей, пусть ищут и везут в столицу самых лучших спецов. Тех, кто и до войны хорошо зарекомендовал себя в оперативной работе. Определи на проживание в Подмосковье. Транспортом для них тебя обеспечим. Для начала пусть возьмут на себя патрулирование города. А там поглядим. Чует мое сердце, что в скором времени они нам пригодятся…

* * *

Мюллер сразу прошел к мастеру цеха и, не тратя время на приветствие, громко, стараясь перекричать производственный шум, крикнул:

— Мне нужен Бургдорф! И немедленно!

— Но, — мастер посмотрел на знаки различия на кителе высокого гостя, — господин генерал, он уже ушел.

— Когда?

— В половине шестого.

— А рабочая смена у вас до которого часа?

— До девятнадцати часов.

Мюллер снял с головы фуражку и принялся протирать ее носовым платком.

— У вас здесь что, свободное посещение? Хочу — прихожу, хочу — ухожу?

— Никак нет, господин генерал, — голос мастера дрожал от страха. — Все рабочие несут трудовую повинность, как и полагается.

— А почему Бургдорф ушел раньше положенного срока?

— Корректор Бургдорф сказал, что очень плохо себя чувствует.

— Плохо себя чувствует, говорите? — Мюллер вернул головной убор на место. — А он у вас что, кисейная барышня?

— Никак нет, господин генерал. Но в последнее время довольно часто жаловался на, простите, кишечный тракт.

— На что?І

— На живот.

— У вас, судя по всему, платят хорошее жалованье, раз ваши сотрудники могут позволить себе жаловаться на живот. — Мюллер мысленно обругал себя: нужно все-таки уметь сдерживаться. — Он уехал один? За ним приезжали?

— Никак нет. Один. Переоделся, собрал свои вещи и ушел.

Мастер солгал. На самом деле к Бургдорфу приезжали. Буквально за полчаса до появления этого любопытного генерала. И если шефа гестапо мастер в лицо не знал, то с начальником крипо Артуром Небе, приехавшим за Бургдорфом, был знаком лично. Впрочем, Небе тоже опоздал: Бургдорф ушел чуть раньше. Просто напоминание Артура кое о каких делах давно минувших дней напрочь изгладило из памяти мастера факт его приезда.

Мюллер меж тем осмотрелся. Да, давненько он не бывал в рабочей обстановке. И все-то ведь знакомо: стучит, двигается, перемещается. И голова ни за что не болит: отработал свою смену и — вольная птица.

— Господин группенфюрер, — штурмбаннфюрер Шульц отозвал Мюллера в сторону, — у нас труп.

— Где?

— В разрушенном доме неподалеку от фабрики. Труп свежий. Всего несколько часов прошло…

— Идемте. — Мюллер, не попрощавшись с мастером, порывисто направился к выходу.

Тело убитого, наполовину засыпанное битым кирпичом и щебнем, лежало внутри разрушенного здания мастерской. К приходу Мюллера возле покойного уже стояли три следователя из крипо.

Мюллер склонился над покойником, внимательно всмотрелся в плохо выбритое лицо. Нет, это был не Бургдорф.

— Удар нанесли сзади, — поделился гипотезой один из следователей. — Тяжелым металлическим предметом. Смерть наступила мгновенно.

Самый молодой из троицы проверил одежду мертвеца:

— Похоже на ограбление. В карманах пусто, даже мелочи нет.

Следователь накинул на лицо покойного полу его пиджака. Сзади к шефу гестапо приблизился Мейзингер. Мюллер узнал его, даже не оглядываясь: столь устойчивый аромат чеснока мог принадлежать только ему.

— Ладно, поработайте с трупом еще. Местность вокруг осмотрите. Опрос произведите. Вдруг кто-то что-то видел. Мне что, учить вас надо? — неожиданно сорвался на повышенный тон Мюллер и, крепко сжав локоть Мейзингера, повел его в сторону Одера.

— Что-то случилось, Генрих?

Мюллер ответил на вопрос, лишь когда они удалились от места преступления на довольно приличное расстояние.

— Да. Ты читал документы, изъятые у Гизевиуса?

— Нет. Только просмотрел на ходу. Довольно прелюбопытная информация, кажется. Чувствую, у нас скоро будет много работы.

— Ничего необычного не приметил? Кроме, естественно, информации.

— Почерк на некоторых страничках показался мне знакомым.

— Молодец. Наблюдательный. Чей почерк, узнал?

— Нет. — Мейзингер сокрушенно покачал головой.