Двадцатые годы

Соня Князева Двадцатые годы

От редактора

«Язовунапомощь–всевидятштурм»

Соне Князевой не повезло родиться в эпоху ломки культурных кодов, когда сама языковая стихия перенасыщена новыми смысла- ми и иноязычными вкраплениями, зачастую не означающими ничего, кроме слепого неу- клюжего перевода существующих понятий. Сама она при этом – представитель «растерян- ного поколения», бегущего от консервативных норм прошлого, но зачастую прибегающих в пугающее ничто, в еще не сформированное новое. Не случаен выбор имени книги: «Двад- цатые годы». Это и описание времени, и отсылка к возрасту поэта.

Им, сегодняшним, кажется, еще труднее, чем рок-тусовке предыдущих поколений, во многом выросшей из западной протестной молодежной культуры: тем хотя бы было на что опереться.

давай угоним трамвай

и подорвём планету.

нам нужно решительно

что-тоделать,

ведьнаподходемай, – пишет Князева в одном из своих самых ярких стихов.

Про рок-тусовку я упомянула не случайно – Соня Князева неуловимо напоминает Янку Дягилеву: их поэтический язык, строй стихов совершенно различен, однако темперамент, страсть, сила высказывания почти идентичны. Как и без- надежный поиск себя, своего места в мире, от- чаянно не соответствующем представлениям об идеале. А главное – потребность в любви, требование этой любви от Бога ли, людей ли… Иногда стихи Князевой – даже не горький призыв Янки, а яростный вопль Дженис Джоплин или юного Маяковского:

…к чему мне твои любёночки?

мне бы дали любяща,

распластавши во всю кровать,

тоионотоже,ручаюсь,

меняодну,крохотную,

небудетполностьюпокрывать.

Князева пока еще не освоилась в мире, где, кажется, рушатся все понятия о добре и зле. В этом мире не очень ясно, каких из библейских истин следует придерживаться, чему отдать предпочтение – Богу или человеку. Но инстинкт подлинного поэта ищет, не переставая, смысла и порядка, веры и милосердия, не изуродован- ных ни старым сектантством, ни новым.

скоропостижно родившись

не знаешь теперь–куда.

богстроиттебемножество

баррикад.

бог целует тебя,

говорит–давай.

ночегодавать?

Я вижу в молодом поэте огромный потенциал. Ей, пожалуй, необходимы поэтические семинары, которые, кстати, могут и погубить зарождающиеся ростки нового, но в случае Князевой скорее разовьют, потому что в ней есть правильное упрямство и достаточно сил, что- бы отстоять собственный взгляд на мир. В ней нет подражательности, присущей начинающим: ее любимый Бродский не ночевал в ее стихах, разве что в единственной метафоре про глаза цвета паленой водки – бессознательная отсылка к «Любовной песне Иванова». Зато есть в ней доля здоровой иронии по отношению к себе, чего зачастую так не хватает молодым поэтам.

пересекай наискось площади,

разрезай их воздухбескомпромиссно.

будто площадь – стекло,

а ты–молодой алмаз,

из которого ничего другого

невышло.

Я очень надеюсь, что со временем из «молодого алмаза» сумеет выйти бриллиант, который займет свое место в современной поэзии. Каждому времени – свои поэты.

О.Родионова

Сбегать из города

***

скоропостижно родившись,

не знаешь теперь – куда.

бог строит тебе множество баррикад.

бог целует тебя, говорит – давай.

но чего давать? кучу ошибок,

исписанных черновиков?

бог проглядел,

а был ли с тобою бог?

доволен ли он, что ты ничего не чувствуешь?

бога спасает

только

его отсутствие.

***

забегая в метро на Маркса,

не нашла себе места (в вагоне ли?),

прислонившись к «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ»,

попрощалась со станцией ладонью.

устремляясь в тоннель под Sting’a,

параллельно и внутрь сознания,

ощущаю себя пластинкой

неизвестного

года

издания.

***

мы здесь цинично обсуждали Ницше,

с той девочкой с глазами васильков,

она всё так же презирает принцев:

«провинция – любовь без дураков».

мне здесь поэт в спортивках-адидасах

готовил ужин, как была в гостях.

он говорил, что жизнь – она напрасна,

что я красивая, мне многое простят.

а я не знаю, сколько здесь пробуду,

и сколько реплик здесь осталось мне.

я город Б люблю, и помнить буду

с приятным горем счастье этих дней.

***

неделя до вылета

в город извечных туч,

изувеченных куч

поэтов, художников,

гитаристов,

выпивающих в районе Думской

по триста,

не знающих, для чего

рисуют картины,

пишут свои стишата,

вроде и надо,

а вроде это не дело.

вроде не этого бы хотела мама.

(мам, ты хотела,

чтоб я была поэтом?)

чтобы в час ночи срывалась, спасая новых.

чтоб под глазами чернь, будто мазут.

чтобы в заметках нервозно писала слово,

которое, если забыть, будто бы украдут.

вряд ли хотела,

но вышло дитя-оплошность.

ложных надежд совокупность

и нервяков.

мам, понимаешь,

моя основная сложность