Двадцатые

Троцкий, не терпевший вмешательства в свои дела, решил атаковать. Главным направлением удара стало то, что составляло главную силу его противников – партийный и хозяйственный аппарат. Все помнили, как Ильич, в перерыве между инсультами ненадолго вернувшийся к активной деятельности, пришел в ужас от темпов роста госаппарата. За время его болезни Совнарком образовал 120 новых комиссий, хотя, по мнению Ленина, достаточно было 16-ти.

Сталин у Ленина в Горках. 1922 г.

В январе 1923 года Ленин пишет последнюю свою программную статью «Как нам реорганизовать Рабкрин», где предлагает сделать из Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) главный противовес усиливающейся бюрократии.

И вот в конце этого же 1923 года Троцкий начинает аппаратную войну под антибюрократическими лозунгами. И открывает ее знаменитое «письмо сорока шести». В нем 46 видных большевиков с дореволюционным стажем – Л. Троцкий, Е. Преображенский, Г. Пятаков, К. Радек и другие - обвиняют партийное руководство в бездеятельности, бюрократизме, ограничении свободы выражения мнения.

В ответ ЦК, контролировавшийся Тройкой, выступает со своим заявлением «Ответ членов Политбюро на письмо тов. Троцкого», в котором обвиняет противника в организации фракционной деятельности.

А это было уже серьезно – расколы и фракционность были главной проблемой всех левых партий до революции. Вся энергия уходила на взаимные разборки и бессмысленные дискуссии. Большевики потому и оказались самой жизнеспособной партией и взяли в итоге власть, что гениальный политик Ленин с самого начала создавал жестко структурированную управляемую партию «сжатую в один разящий кулак».

В ответ Троцкий идет ва-банк, и 11 декабря 1923 года публикует в «Правде» первую из четырех статей своей масштабной работы «Новый курс».

По сути, это была предлагаемая Троцким программа дальнейшего развития партии и страны.

В этой программе он предлагал провести замену «оказенившейся и обюрократившейся части партаппарата свежими силами, тесно связанными с жизнью коллектива или способными обеспечить такую связь».

Основную ставку Троцкий делал на молодое поколение большевиков, таких же «молодых волчат», что и мои герои. Большинство из них прошли Гражданскую, и для них создатель Красной армии был кумиром. А теперь этот будущий (а если не Троцкий, то кто?) преемник Ленина заявляет, что именно они, молодежь – лучшее, что есть в партии: «Молодежь — вернейший барометр партии — резче всего реагирует на партийный бюрократизм». Более того – в своих тезисах Троцкий требовал допустить партийную молодежь на руководящие посты в партии, которые тогда занимали преимущественно старые большевики с дореволюционным стажем: «Только постоянное взаимодействие старшего поколения с младшим в рамках партийной демократии может сохранить «старую гвардию» как революционный фактор. Иначе старики могут окостенеть и незаметно для себя стать наиболее законченным выражением аппаратного бюрократизма».

«Новый курс» произвел эффект разорвавшейся бомбы. Во всей стране партячейки проводили собрания, которые практически всегда превращались в ожесточенные диспуты. Вскоре стало понятно, что наибольшую поддержку Троцкий получает в армейских и студенческих парторганизациях. В «Правде», главной газете страны, ежедневно публиковались перечни партийных организаций, вставших на сторону ЦК или оппозиции.

Не осталась в стороне, разумеется, и Московская горная академия.

Вопрос с троцкистами в МГА восстановить довольно сложно. Сами понимаете, вряд ли кто-нибудь из мемуаристов, что в 30-е, что в 70-е годы, стал бы резать правду-матку и писать что-нибудь вроде: «В 1920-е годы наибольшей популярностью в нашем вузе пользовались троцкисты». Поэтому прямых свидетельств у нас нет.

Но, судя по косвенным признакам, среди студентов Московской горной академии троцкисты действительно обладали немалым влиянием.

Приведу самый просто пример – в 1925 году в Горной академии были созданы как общий Совет вуза, так и Советы факультетов. В эти советы избирались наиболее авторитетные представители профессорского, преподавательского и студенческого состава.

Так вот – мои герои, несмотря на всю свою популярность, не поднимались выше факультетского уровня. Так, членами совета геологического факультета были «прапорщик» Сергей Федоров и «комендант» Борис Некрасов, в совет горного факультета вошел Костя Чепиков, о котором мы говорили совсем недавно, в металлургический совет были избраны Иван Апряткин и младший Блохин – Николай.

А кого же студенты избрали в высший орган управления – Совет Московской горной академии?

Открываем справочник «Вся Москва» за 1925 год, где печатался руководящий состав всех учреждений столицы, и читаем:

Как мы видим, в Совет были избраны пять студентов.

Валерьян Языков нам уже известен, с рассказа о нем началась эта книга. Остальных четверых мне придется хотя бы кратко представить.

Перкин Дмитрий Ефимович. Родился 1899 году в Мордовии, в селе Напольное Семеновской волости. Мордвин.