Двадцатые

Что-то будет сегодня? – думал каждый из нас, разбирая выгруженную из печи массу. И вот среди теплой груды извлеченного из печи материала мы увидели бесформенный серый кусочек металла – алюминий!

Первая удача! Наконец-то мы нащупали путь! У нас от возбуждения даже руки дрожали, когда мы передавали друг другу первый кусочек алюминия, полученного нами из советского сырья.

И вот в этот самый момент к нам в лабораторию вошел студент нашего курса и тихо сказал:

– Умер Ленин. Мне только что сказал об этом Тевосян…

Он с большим трудом произнес эти несколько слов. Мы как бы окаменели. Радость бесследно испарилась. Известие было настолько страшным, что все остальное ушло на задний план. Сразу наступила тишина. Ее нарушил только один глухой звук упавшего на кирпичный пол драгоценного кусочка алюминия.

Его никто не поднял».

Похороны В.И. Ленина.

Сегодня, когда памятник Ленину сделался непременным атрибутом бульваров и площадей всех городов страны, когда его нарезали на цитаты, распечатали на плакаты, растрепали его имя и дело в сетевых дискуссиях…

В общем, когда он давно и необратимо стал бронзовым - трудно, почти невозможно понять, каким он был живым. Что значил этот человек для убежденных большевиков, и чем для них стала его смерть.

Лишь иногда крохи этой информации попадаются в воспоминаниях. В оговорке Фадеева, что, оказавшись рядом с вождем на «крондштатском» съезде, он не удержался и украдкой потрогал полу ленинского пиджака. Как очень точно заметил его биограф Василий Авченко – «по-детски, а может, по-евангельски».

Когда «своевольный старый большевик» и преподаватель бурения Александр Серебровский вспоминал, как последний раз приезжал к уже уходящему Ленину в Горки, а тот, прощаясь, «поцеловал меня в лоб. Я был тогда здоровым крепким парнем, но чуть не упал. Кое-как добрался до двери, забыв все бумаги... Потом их вынесла Мария Ильинична и легонько толкнула меня в спину, чтобы я не ревел тут и шел к себе домой».

Когда почему-то понимаешь, что Емельянов, дважды за ночь отстоявший на страшном холоде «очередь прощания», последний раз посмотрев на Ильича в четыре утра, ни одной буквой не врет, когда пишет:

«Было холодно, и шел небольшой снег. Вдоль всего пути траурной процессии по обеим сторонам улиц стояли охваченные глубокой скорбью люди. Опущенные плечи, понуро склоненные головы – казалось, все мы стали как-то меньше ростом. Было тихо. Это была тишина большой тревоги и невыносимого горя. По щекам некоторых идущих за гробом и стоящих на тротуарах людей текли слезы. Плакали на всем протяжении траурной процессии. Такого массового горя я никогда не видел, никогда о таком горе не читал и не слышал».

Очередь желающих проститься с В.И. Лениным. Январь 1924 г.

Но лучше всего суть случившегося, разумеется, уловили поэты, учуяли своим собачьим верхним чутьем. И я сейчас не о своем любимом Маяковском, хотя написанная им на смерть вождя поэма «Владимир Ильич Ленин», на мой взгляд – бесценный артефакт эпохи.

Я об аполитичном Есенине. Он, хоть и плохо разбирался в политике, поэтом был милостью божьей. Поэтому свое написанное по горячим следам в 1924 году стихотворение «Ленин» завершил четырьмя гениальными строчками:

Его уж нет, а те, кто вживе,

А те, кого оставил он,

Страну в бушующем разливе

Должны заковывать в бетон.

И это – лучшее описание завершившейся эпохи разливанной свободы и начавшейся новой – великой и ужасной.

У гроба Ленина. Январь, 1924 год.

***