Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!

— Настоящим вы признаете, — терпеливо перевел начальник полиции, — что нанесли побои лицу, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. Пожалуйста, вот здесь распишитесь.

Владек колебался: то ли обмакнуть перо протянутой ему ученической ручки в чернильницу, то ли почесать ею в затылке. В конце концов, он почесался и миролюбиво сказал:

— Послушайте, капитан. После драки кулаками не машут, так что давайте не будем делать из мухи слона, хорошо? Мы здесь все свои, можно сказать — почти друзья. Так почему бы не утрясти проблему по-добрососедски, а? Если б вы знали, какой симпатией пользуется шанхайская полиция в Швейцарии! Этого достаточно?

Из нагрудного кармана потрепанной полувоенной рубашки Владека возникла банкнота в пятьдесят шанхайских долларов и легла на письменный стол полицейского. Жестом профессионального фокусника тот моментально смахнул ее в ящик.

— Вот видите, как быстро вы сумели прочитать половину иероглифов! А как быть с другой половиной?

Безнадежно похлопав себя по карманам, Владек смущенно спросил Хильду по-французски:

— Можешь дать мне взаймы на остаток китайского лексикона?

— Могла бы, да только ты ведь слышал — в суматохе у меня украли сумочку. И вообще, это не моя проблема: я намерена провести три дня под арестом!

— Шесть, — поправил ее Владек.

— Пусть будет шесть. Зато мир узнает, что происходит в Шанхае!

— Будь покойна, мир ничего не узнает. В том числе и про подвиг Брунхильды, отсидевшей неделю в кутузке в компании завшивленных мелких воровок и проституток, больных чесоткой…

Этого ему показалось мало и он с энтузиазмом добавил:

— …и сифилисом!.. И проказой!

У Хильды моментально зачесалось все тело. Она поежилась, ее боевой дух начал угасать.

— Все понятно, можешь не продолжать. Что же нам теперь делать?

Владек повернулся к полицейскому и изрек самым елейным тоном:

— Мой дорогой капитан, вам и мне — двум цивилизованным людям — нетрудно будет договориться. Даю вам свое честное слово, что не позднее, чем завтра, остальные пятьдесят долларов будут у вас.

— Я высоко ценю ваше честное слово, мистер… — он заглянул в паспорт, — мистер Вэн Сян. Тем не менее, ваш паспорт на всякий случай останется у меня. Не забывайте об этом.

— Паспорт?! Только через мой труп, господин начальник!

— Ну, что вы! Трупы нам ни к чему. Как вы сами отметили, мы же цивилизованные люди. Но ваш паспорт так или иначе мы обязаны задержать. Таковы правила. Получите его обратно в надлежащем порядке. Какая у вас авторучка?

Владек засиял, эта идея просто не пришла ему в голову.

— Марки «Монблан». С золотым пером, 18 каратов. Позвольте, мой дорогой друг, преподнести ее вам в качестве сувенира. Очень прошу, примите: ваш отказ доставил бы мне чрезвычайное огорчение!

Шеф полиции взял протянутое ему вечное перо, открутил колпачок и тщательно осмотрел свое приобретение — надо же было проверить, сколько там действительно каратов, — а потом черкнул что-то на чистом листе бумаги.

Владек восторженно отметил:

— Вот видите — пишет!

— Ладно, ладно, у меня нет сомнений, что деньги завтра вы принесете. Что касается вас, мисс, надеюсь, что это был первый и последний подобный инцидент. Прошу вас засвидетельствовать господину барону наше почтение.

Хильда молча и немного сконфуженно кивнула, а полицейский снова принялся перелистывать швейцарский паспорт.

Владек подумал, что тот готов вернуть ему документ, и протянул за ним руку: авторучка «Монблан» с золотым (18 каратов!) пером казалась ему достаточно сильным аргументом. Но ошибся. Капитан решительно прикрыл паспорт ладонью.

— А как же мой паспорт? — приуныл арестованный.

— Как я уже сказал, он будет вам возвращен в надлежащем порядке. Вы свободны мистер… мистер…

— Вэн Сян! — сорвался в крик Владек, вскочил и сердито направился к двери.

— Эй, эй! А про меня ты что, забыл? — испуганно воскликнула Хильда, всего минутой раньше собиравшаяся героически отсидеть шесть суток в казематах шанхайской полиции.

Театрально вздохнув, он вернулся, схватил ее за руку и не особенно деликатно потащил за собой.

…Дожидаясь посланной за Хильдой служебной машины, они сидели прямо на тротуаре перед полицейским управлением. Она молчала, Владек раздраженно курил.

— Может, ты хоть теперь скажешь мне, кто ты такая? — вымолвил он, наконец.

— Я все та же, клянусь, кем была в Париже. Но вот обстоятельства очень, очень запутанные, Владек. Эта работа… она была моим единственным шансом уцелеть. Понимаешь?

— Нет. Даже не пытаюсь. Тебе гестапо платит?

— Боже мой, какие глупости!

— Ты же говорила, что ты еврейка? Почему же ты в таком фаворе у этих бандитов — нацистов?

— Если ты имеешь в виду барона, то он вовсе не бандит, а милый старичок, который оказал мне миллион услуг.

— Взамен… чего?