Двадцатый век. Изгнанники

Время было полуденным, когда в наш вагон ввалилась новая веселая толпа мобилизованных из окрестных сел, ехавших в разные военные части, но в один конечный пункт назначения — Маньчжурия или где-то там, а с ними — и новый поток информации о событиях в тех местах. Нужно сказать, что наш ребе был задумчив и мрачен как никогда; его искрящееся дружелюбие и привычка тут же подключаться к разговору — настолько же еврейская черта, насколько и готовность дать совет по любому вопросу, о чем я уже не раз упоминал, — куда-то испарились. Он молча смотрел в окно, и я понимал, что душа его сейчас не здесь, она сопровождает Эстер Кац в ее одиноком и страшном пути через Пустыню. Пополнение бодро рапортовало о боях на Халхин-Голе и у озера Хасан, о том, как мы дали там прикурить самураям и как себя показали наши великолепные Т-26, а также о том, что если бы не предательство маршалов Тухачевского и Блюхера, мы уже давно сушили бы портянки под цветущими вишнями на Фудзияме.

И здесь уместно напомнить тебе о Мухаммеде, который если не идет к Фудзияме, то Фудзияма идет к нему (кажется, в оригинале это звучит иначе, но сейчас ты сам все поймешь). Потому что вдруг с оглушительным ревом прямо над крышами вагонов нашего поезда пролетели самолеты, а через секунду загрохотали взрывы бомб. Поезд остановился среди горящего пшеничного поля, кто-то надсадно кричал:

— Всем покинуть поезд! Ложись на землю! Мать вашу, да в окна сигайте, в окна!!!

Слава богу, мы давно уже усвоили типично русское искусство запрыгивать и выпрыгивать из вагона через окна, потому что минуту спустя нас накрыла вторая самолетная волна, и несколько вагонов разлетелось буквально в щепки. Невероятно — как быстро удалось японцам добраться до Дрогобыча, в другой конец огромной нашей страны, а мы об этом ничего и не слышали! Теперь я знаю, что отчасти в запоздании этой информации были виноваты те самые усеченные черные конусы, так называемые «репродукторы», которые зачастую репродуцировали (воспроизводили) международные новости с опозданием — когда на несколько часов, когда — дней или месяцев, а иногда совсем не репродуцировали.

Что уж тут объяснять, брат мой, ты ведь человек догадливый и давно уже понял, о чем идет речь, что и почему обрушилось на наши головы. Знаешь, что в тот час, когда наши вагоны щепками и запчастями летали в воздухе, Молотов сообщал по радио о вероломном нападении германских войск и призывал советский народ к священной войне. Само собой, мы этого не могли ни знать, ни слышать — среди горящей пшеницы, в густом облаке дыма. Только через несколько часов нам стало окончательно ясно, что противник пересек не реку Халхин-Гол на Дальнем Востоке, а реку Буг в противоположном конце географии. По той же причине вальс «На сопках Маньчжурии» сменило танго «Лили Марлен».

9

Моей первой мыслью была мысль о Саре — я должен был любой ценой добраться до Ровно и помочь ей вернуться домой, в Колодяч. И не называй меня дураком (не то, чтоб я это отрицал, отнюдь), но я не уверен, отдавали ли себе отчет даже там, в Кремле, и лично товарищ Сталин, в том, что апокалипсис уже грянул. Поэтому прости мне мою наивность и мысли о том, как купить билет на поезд и добраться до Сары. Это было тем менее возможно, что меня ведь призвали под знамена, а отклонение от маршрута, ведущего к этой высокой цели, в советской стране строго наказывалось. Да и достаточно было перехватить взгляд моего раввина бен Давида, в котором не сквозило ничего, кроме примирения с моим безграничным дурацким оптимизмом, чтобы понять, как же были неправы наши дети, когда убеждали свою мать, что поездка в Ровно — куда более легкое испытание, чем полет на Луну (согласно их комсомольским представлениям о ближайшем будущем).

Чудом при этой бомбардировке никто не погиб, но все пассажиры, в том числе мобилизованные, направлявшиеся в разные военные части, группками разбежались в разные стороны в панике, вызванной очередной волной низко летящих самолетов, оставивших за собой на холмистом горизонте букеты взрывов — явно, бомбы упали на склады с оружием, бензохранилища или что-то в этом роде.

Я по сей день не знаю и, вероятно, не узнаю никогда, не были ли наши повестки просто дезинформацией, в ответ на которую Гитлер просто опередил события? Или же советские власти действительно позволили застать себя врасплох, так сказать, в одном исподнем, и нападение Германии для них оказалось полной неожиданностью? А, может, они загипнотизировали себя бодряческими заявлениями ТАСС о том, что все в полном порядке, «все хорошо, прекрасная маркиза»? Не знаю, не знаю, но если последнее верно, то помня, как немецкие танки, самолеты и дивизии вермахта — как горячий нож в масло — входили на неподготовленную к обороне советскую землю, я задаюсь вопросом: как вышло, что в Кремле не знали и не предвидели того, что знали и предчувствовали почтенные наши старики в Колодяче, озабоченные вечными проблемами семьи Ротшильдов?