Дважды два

Слишком долго я состоял в отношениях, где любовь всегда казалась обусловленной: я постоянно пытался стать достойным истинной любви и вечно терпел фиаско. Но я думал о тебе и Лиз, о том, как вы относитесь друг к другу, и до меня постепенно дошло: суть истинной любви – принятие, а не оценочное суждение. Безоговорочно принять близкого человека даже в моменты слабости – значит наконец-то обрести покой.

Вы с Лиз – мои кумиры и мои музы, потому что ваша любовь друг к другу неизменно включала ваши различия и превозносила все, что у вас есть общего. Даже в эти мрачные часы твой пример – луч света, который помог мне найти обратный путь к тому, что важнее всего. Я могу лишь молиться о том, чтобы и мне когда-нибудь довелось познать такую же любовь, которая связывает вас двоих.

Я люблю тебя, милая моя сестра.

Расс.

Дрожащими руками я свернул письмо и вложил его обратно в конверт. Я не смел заговорить, но мудрый взгляд Мардж подсказал мне, что это ни к чему.

– Эмили… – сипло выговорила она. – У тебя… такая… любовь… с ней.

– Я люблю ее, – подтвердил я.

– Не… упусти… ее.

– Не упущу.

– И больше… не изменяй… – Она сумела изобразить подобие игривой улыбки. – Или… хотя бы… не рассказывай ей…

Я невольно засмеялся. Даже на смертном одре моя сестра была все той же Мардж.

– Не буду.

Она сделала паузу, чтобы отдышаться.

– Маме с… папой… надо… видеться с Лондон. Быть… в ее жизни.

– Они всегда будут с ней. Как и Лиз.

– Тревожно мне… за них.

Я думал о маме и обо всех близких, которых она потеряла; думал об отце, плачущем в машине.

– Сделай… как я прошу.

– Обязательно. Клянусь.

– Люблю… тебя.

Я пожал руку сестры, потом наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Я люблю тебя так, что ты и представить себе не можешь, – добавил я. Она ласково улыбнулась и закрыла глаза.

Я говорил с ней в последний раз.

_{* * *}

В тот вечер пришло время Лиз и Мардж остаться вдвоем. Отец сложил инструменты, и все мы попрощались с Лиз.

Не знаю, что говорили они друг другу следующие два дня – Лиз так и не рассказала нам, призналась только, что Мардж целый день была в удивительно ясном рассудке, прежде чем наконец впала в кому. Я порадовался, что им представился шанс сказать все, что оставалось недосказанным.

Через день моя сестра умерла.

Церемония на кладбище продолжалась недолго. По-видимому, Мардж отдала на этот счет особые распоряжения. Но несмотря на это, на похороны собрались десятки скорбящих, обступивших могилу под холодным хмурым небом.

Я прочел короткую надгробную речь и мало что запомнил из всей церемонии, разве только Вивиан, стоящую у самого края толпы, далеко от моих родных, Лиз и Эмили.

Еще до похорон Лондон спросила меня, можно ли ей станцевать для тети в последний раз. После того как толпа разошлась, я помог Лондон надеть прозрачные крылышки. Без музыки и лишь со мной в качестве зрителя Лондон грациозно танцевала вокруг свежего холмика земли – совсем как бабочки трепещут крыльями, вылетая из тени на свет.

Я точно знал: этот танец понравился бы Мардж.

Эпилог

Я сижу в тени деревьев в парке, а Лондон бегает, лазает и качается на качелях. Последние две недели держится жара, воздух настолько насыщен влагой, что приходится возить в багажнике машины запасные шорты. Впрочем, обычное дело для конца июля.

За последние четыре месяца агентство «Феникс» подписало контракт с еще тремя юридическими компаниями и теперь представляет фирмы сразу в трех штатах. Мне пришлось искать новый офис, а два месяца назад я нанял первых сотрудников. Марк успел два года поработать в компании, занимающейся интернет-маркетингом в Атланте, Тамара недавно закончила Клемсонский университет по специальности «кино». Оба принадлежали к цифровому поколению и ловко печатали сообщения большими пальцами обеих рук, в отличие от их босса, который неумело орудовал одним указательным пальцем. Оба были умны и стремились учиться, благодаря им я мог проводить с Лондон больше времени.