Дважды два выстрела

— Ну так Софи ведь начала выставляться именно здесь. Не в смысле в нашей галерее, а в городе. Она же в школе еще училась, тогда много писали — ранняя звезда, новая Надя Рушева и тому подобное. С той бедной девочкой у Софи, конечно, ничего общего, но публика любит ярлыки. Первые ее картины появились, как помню, в нашем художественном музее. Нет, не в основной экспозиции, не подумайте. Они, может, вы слышали, ежегодно несколько так называемых школьных выставок проводят. В духе «Алло, мы ищем таланты». Обычно все интересное экспонируется на какой-то внешней территории — дворцы культуры, те же школы и тому подобные площадки. И обычно это выставки-продажи. Молодым талантам нужно ведь на что-то краски покупать, — он коротко рассмеялся. — У Софи, конечно, семья обеспеченная, на красках ей экономить никогда не приходилось. Но известность ее примерно так и началась. Ну то есть я точно не знаю, допускаю, что поначалу отец посодействовал. Мог, к примеру, какие-то публикации в прессе организовать. Но не обязательно. Ее и так сразу заметили. И сразу покупать стали. Потому что ярко, эффектно и очень красиво. Как, помню, кто-то из обозревателей высказался, точно ангел за кисти взялся. Впечатляюще, одним словом. Сегодня это, конечно, совсем другие уже деньги. Вот, кстати, — он прищелкнул языком, — музей ведь так ни одной ее работы и не приобрел. Сперва, видимо, не озаботились, а потом цены взлетели, сегодня музею это просто не по карману.

Забавно, подумала Арина. Что такого в холсте и некотором количестве краски — или красок — чтоб цены на этот… комплект взлетали? Если, к примеру, взять точно такой же холст и те же — такие же — краски и точно воспроизвести какую-нибудь картину. Цена будет — холст и краски. И все. И чем, простите, точная копия отличается от оригинала? Тем, что оригинал хранит, так сказать, живое дыхание художника? След его души? Мистика, и ничего более. А люди готовы за этот эфемерный «след» кучу денег отваливать… Хотя… мелькнуло в глубине сознания… может, тут и не одна мистика, может, и кое-что рациональное…

— Аристарх Петрович, а… — она замялась. — Не знаю даже как сформулировать. Мне, в смысле, следствию очень помогло бы что-то вроде списка приобретателей, помогите? Вы специалист в этой сфере, а я даже не представляю, с какой стороны начинать. На сайте я посмотрела, там, похоже, все или почти все работы, но где какая картина находится — почти везде провал. В частной коллекции, в частной коллекции — и далее все то же самое. А где те частные коллекции… — она изобразила растерянную улыбку.

— А какое это… — Аристарх Петрович оборвал себя на полуслове. — Впрочем, вам виднее. Вам полный список держателей ее работ нужен? Боюсь, что полный я вряд ли осилю…

— Да нет, — Арина улыбнулась. — Меня вполне устроил бы… ну… просто некий список. Просто чтоб я хоть какое-то представление имела. Особенно о приобретателях из нашего города.

— Договорились, — он кивнул. — Я набросаю и пришлю вам. Только, боюсь, по ценам могу уже где-то и ошибиться.

— Ничего страшного, приблизительно так приблизительно. Мне просто нужна некая печка, чтоб было от чего танцевать. Поэтому спасибо вам заранее, ваше содействие очень поможет… ну… как мне кажется.

Следующие часа полтора Аристарх Петрович гостеприимно демонстрировал Арине галерею. Сперва внутренние владения: три рабочих кабинета, один побольше, два совсем крошечных, кладовка уборщицы размером с небольшой шкаф и запасник — самое просторное из служебных помещений. Впрочем, за живописными полотнами, свисающими с потолка наподобие театральных кулис, и расставленными вдоль стен диковинными скульптурами пространство как-то терялось, съеживалось. Арине показалось, что запасник очень похож на ту кладовку уборщицы. Только помасштабнее: сказать — попросторнее — язык не поворачивался.

От собственно галереи служебный коридор отделялся временной стеной — гипсокартонной перегородкой. Такие же перегородки — немного выше человеческого роста — делили скучный прямоугольник основного помещения на многочисленные углы и закоулки. В некоторых размещались скульптуры — еще более диковинные, чем те, что захламляли запасник, — но в основном тут царили картины. Должно быть, подумала Арина, потому все и белое — чтоб ничто не отвлекало от созерцания шедевров. Или, как говорил Аристарх Петрович, шедё-овров.

Неподалеку от входа на светлом ковролине остались еще небольшие темные пятна — след случившейся здесь трагедии. Пятна были ограждены красным бархатным канатом на стальных стойках — как будто это была еще одна инсталляция. Вот хитрец этот Аристарх Петрович, подумала Арина, даже из убийства экспонат сделал. Вообще же белую монотонность нарушали лишь развешанные на перегородках и колоннах картины да две радостно-зеленых араукарии в тяжелых каменных кадках, тоже, впрочем, как и весь интерьер, белых. Пушистая зелень смягчала хирургическую белизну окружения, а запах мягкой хвои был таким свежим, что голова кружилась.