Дважды контрразведчик

Козу Надьку утром на поводке я подводил к реке, сажал в лодку к соседу, а тот перевозил ее со своими козами на другой берег Сожа. Целый день козы паслись там одни и к вечеру приходили самостоятельно к месту перевоза обратно. К вечеру я ставил на огонь воду и начинал чистить картошку, чтобы сварить ее к приходу мамы. Надька всегда стояла рядом и хватала срезанную кожуру прямо с ножа. Как-то раз картошка сварилась, когда мама уже пришла домой. Мама накрыла крышкой кастрюлю с картошкой, слила воду и поставила подсушить на огонь. Заглянув в кастрюлю, она вдруг резко наклонилась вниз и выскочила через дверь на улицу. Мама была очень брезглива. Я заглянул в кастрюлю, и мне тоже стало нехорошо. Там среди сваренной картошки отчетливо различались горошины козьего навоза. Видимо, Надька, пока я чистил картошку, успела не только поесть картофельной кожуры, но и покакать в кастрюлю, когда я отвлекся.

Мама ей дала Надьке кличку «Зброда» (вреднюка). Коза любила неизвестно как забраться на чердак или даже на крышу дома, легко пройтись по доскам забора и съесть что-либо запретное. У нас дома стояло до десяти цветочных горшков, где всегда что-то красиво цвело. Мама всю жизнь очень любила разводить цветы в доме и всегда перевозила их при наших многочисленных переездах. Как-то раз я потерял бдительность и вышел за водой, оставив дверь в дом приоткрытой, буквально на пять минут, не больше. «Зброде» этого времени хватило, чтобы сожрать все цветы, от них остались только жалкие корешки. Мама редко плакала, но тут она долго ревела, увидев, что сделала «Зброда» с цветами. Потом взяла палку, привязала козу к забору и отходила ее по первое число. Та орала, как сумасшедшая. Долго потом боялась Надька даже подходить к дому. Понимала, что получила наказание за дело.

Воду для питья и еды я ежедневно носил из реки в ведре. Носить было тяжело. Обычное оцинкованное ведро при моем малом росте казалось просто огромным. Как-то возникли непредвиденные трудности. Стоило мне с полным ведром отойти от реки в сторону нашего дома примерно с десяток метров, с соседнего огорода ко мне бежал, помогая себе крыльями, огромный петух, который с размаху больно врезался в ноги. Я падал, вода разливалась, и приходилось снова возвращаться к реке. Если петух замечал меня поздно, то молча догонял и бил сзади. Я его очень боялся, так как бил он меня больно еще и крыльями.

Но Бог начал рано оберегать меня… Однажды петух промазал и врезался головой в ведро и тут же отключился. Вода вылилась, мне опять стало очень обидно. Пока петух лежал с закрытыми глазами ногами вверх, я размахнулся и огрел его ведром по башке. Почувствовал вкус внезапной победы и остановился не сразу. Приложился еще два раза пустым ведром по его боку. Набрал воды и понес ее домой мимо лежащего петуха. Тот пошевелился, еле встал и поплелся к себе домой, не обращая внимания на меня. С тех пор он на меня не нападал. Но, идя к реке с пустым ведром и увидев петуха вблизи, я делал вид, что бегу к нему, чтобы напасть с ведром, которое поднимал высоко над головой. Петух к моей радости и гордости тут же включал третью скорость и позорно бежал. Это была моя первая победа над силами зла.

Сделав все домашние дела, после шести часов вечера выходил на дорогу на нашей улице Краснофлотцев, стоял и смотрел в сторону моста, откуда должна была появиться с работы мама. Она выходила из-за поворота метрах в пятистах от меня. Вначале показывалась на дороге сплошная черная черточка, даже движение ног не различалось. Потом я узнавал ее походку, которую мог отличить из тысячи. Я выходил встречать маму по вечерам в любую погоду летом и зимой.

На нашей улице было семь собак. Все они сидели на цепи и дежурно гавкали, когда я проходил мимо них в школу и обратно. И только одна, напротив нашего дома, бегала свободно. Я являлся постоянным источником ее собачьего развлечения. Услышав лай соседских собак, которые издалека сопровождали каждого прохожего, и определив, что проходящий вот-вот поравняется с ее домом, эта черно-белая дворняжка с повисшими ушами выбегала на дорогу. Если шел взрослый человек, то она садилась возле своей калитки и начинала, не двигаясь с места, негромко гавкать, как будто она исполняла неприятный, но обязательный долг. Взрослые проходили мимо нее, не обращая никакого внимания. Дождавшись, когда прохожий удалялся, дворняга возвращалась в свою конуру. Если же собака видела, что это я, она сразу преображалась. Оскалив белые зубы, начинала яростно гавкать, всем видом показывая, что вот-вот она меня укусит. Подскакивая ко мне и в метре приседая на передние лапы, не пускала меня по дороге дальше. Я испуганно замирал, а она вовсю отводила душу, громко гавкая и изображая готовность к нападению. Боком-боком, спиной-спиной, я по сантиметру начинал отступать и далеко за огородом проникал к себе домой.