— Много на себя берешь, Вахрамей!
— Я свою меру знаю, а вот ты, Емелька, празднуешь труса. Стыд и позор всему вашему роду, что такого наследника воспитал…
— Заткнись, шалопута!
— Пока единственного пустышку я вижу перед собой. Вызов я тебе бросил. Не примешь — стало быть, испугался. И точка. Какой же ты тогда ворон? Чижик…
Шибаев оглядел свою притихшую компанию и увидел, что все ждут от него действий, разделяя слова Вахрамеева.
— Пусть так. Забьемся, — ему показалось, что он наверняка победит в гонке противника, который в первый раз в жизни сел на двухколесную машину. И сможет отыграть потерянные очки, снова выйдя победителем из их противоборства.
— Тогда так. Если ты выиграешь, я отдам тебе тысячу, а если уж ты проиграешь, то не обессудь, мотоцикл, — он указал на свой байк, — я забираю себе, а вы проваливаете ко всем чертям из нашего города.
— Эй, это мой… — попытался вмешаться в сделку бывший владелец стального коня, но бешеный взгляд черных глаз Ворона заставил его замолчать и убраться подальше.
— Договор! Я, Емельян Шибаев, принимаю вызов этого нищеброда и болтуна. Сейчас вы все увидите, кто здесь сила!
— Все слышали, что чижик прочирикал? Тогда к делу! Чтобы не затягивать, будем гонять вокруг площади. Три оборота. Здесь начнем, здесь и закончим. Понятно?
— Вот если бы твой корешок Басаргин такое объявил, я бы еще переживать мог начать… А ты, Вахрамей, только и умеешь что по банкам палить и без толку порох жечь, — с деланным презрением попытался ответить Шибаев. Но прозвучало это слабо и неубедительно.
— Хорош болтать! Выбирай себе колеса, и погнали!
Ворон немного растерялся и побледнел. Слишком уж подозрительно-уверенно вел себя противник.
— Давай, чего ждем! — вывел его из ступора Март.
Тот зло сплюнул сквозь сжатые зубы, мрачно оглядел еще раз членов банды и, оттолкнув собравшихся помочь братков, сам рывком поднял машину. Сев в седло, с пол оборота завелся и молча подкатил к линии старта.
Март громко, так чтобы все услышали, четким, приказным тоном распорядился, обращаясь к членам мотобанды.
— Эй, шагольские, нужны четверо, встанете по углам площадки, навроде столбов, которые мы объезжать будем.
Обернулся к местным:
— Народ, ну-ка, в стороночку, а ты вообще уйди… — махнул он замешкавшемуся парню, — освободите дорогу, держитесь лучше внутри круга. Будет вам бесплатное представление.
Дождавшись, пока все встанут по местам, он позвал свою недавнюю партнершу по танцам.
— Лизавета, будь добра, иди сюда. Встань между нами и на счет три махни рукой.
— Слышь, Емеля, едем по ее сигналу. Смотри, не дернись раньше срока, обидишь такую девушку…
Шибаев не без досады отметил про себя то, насколько уверенно держался за рулем Март, без малейших усилий управляя незнакомой машиной.
Наконец, толпа на площади принялась дружно отсчитывать. Новое, небывалое и такое азартное зрелище на минуту заставило всех позабыть о недавней вражде.
— Пять, четыре, три, два, один! Ходу!
Старогод, не забыв улыбнуться и принять красивую позу, дала отмашку, и два гонщика рванули с места, выбросив густое облако выхлопа и пыли из-под колес. Март буквально слился воедино с машиной, плотно прихватив коленями ее стальные бока и наклонившись вперед. Поначалу Емельян даже сумел опередить соперника и занял внутреннюю бровку, здраво рассудив, что кратчайший радиус — самый выгодный. Вахрамеев же, как опытный гонщик, напротив, предпочел внешнюю бровку. Ведь на «внутрянке» угол острее и пилоту требуется сильнее гасить скорость, чтобы не вынесло наружу, а вот по внешнему радиусу хватало места, не сбрасывая скорости, вырваться на выходе вперед.
Так и вышло. Первый поворот он отработал чисто, точно рассчитав угол атаки, не тормозя и не теряя темпа. Соперник попытался повторить его маневр, но не справился и едва не опрокинул машину, которая на миг потеряла сцепление заднего колеса с землей. Скорость была не большой, и Ворон, вильнув кормой, сумел все же удержаться на трассе. Выровняв машину на прямой, он, до упора выкручивая ручку газа, бросился догонять ушедшего на полкорпуса в отрыв Вахрамеева.
Емельян все еще верил, что произошедшее — случайность, что врагу просто повезло. Но, вписываясь в следующие виражи, он всякий раз уступал и проигрывал, проигрывал, проигрывал. Ненавистная спина соперника с развевающимися, как знамя на ветру, полами распахнутой рубахи вызывала в нем такую жгучую ненависть, что захотелось взять в руки оружие и прикончить, расстрелять, всадив весь магазин, пулю за пулей. Он даже потянулся было правой рукой к кобуре, но машина тут же показала свой норов, едва не улетев в стену, и Ворон вновь судорожно вцепился в руль.