Дважды рожденный (СИ)

— Спасибо, не надо, — отозвался, набычив широкий лоб, Денька, — мы к тебе пришли, потому что не согласны с дедом! Нельзя предавать своих. Один за всех, все за одного! Драться так драться, верно я, братва, говорю?

Остальная троица, горя глазами, энергично закивала тяжелыми, вахрамеевскими головами.

— Братцы вы мои дорогие, — в сердце Марта кольнуло, а на душе стало очень тепло, так что он едва не пустил предательскую слезу. — Век помнить ваши слова буду. В любой беде к вам приду, только позовите. Богом клянусь. Но нынче уже не изменить ничего. Я должен уехать из Тары.

— Возьми нас собой. Мы не хотим тут оставаться.

— Нет, так не получится. У меня ж не грузовик, а мотоцикл. Да и вам еще подрасти надо. Опять же волю родительскую нарушать невместно.

Парни свесили горячие головы.

— И чего тогда делать?

— Думайте. Учитесь. Вот, техникой займитесь, за ней будущее. Это я вам точно говорю. Водить я вас обучить уже не успею, сами ищите способ. Все в ваших руках, братцы.

Раздалось сдержанное покашливание, и все разом обернулись ко входу, на котором уже некоторое время стоял и слушал их разговор сам дядька Поликарп.

— А ну брысь отседова, бунтари недорослые! — рявкнул он на них. А когда парни рванули наружу, сам же и остановил их. — И впредь, коли уж заговорщицкие беседы вести надумаете, хоть дверь-то закрывайте, олухи!

Сам Поликарп Маркелович собственному совету последовал со всей тщательностью.

— Ну-ка, сокол ты наш ясный, пойдем, поговорим чуток.

Отведя племянника к самому окну, он, не повышая тона, негромко принялся говорить.

— Дел ты навертел, Март, столько, что и за месяц не разгрести.

— Понимаю.

— Много ты понимаешь, — с прорвавшейся досадой укорил его дядька, — молодо-зелено. Какого стрелка клан лишился! Да не о том речь. Отстоять тебя не мог. Нынче столкновение с Шибаевыми для нас равно смерти. Тут Акинф все верно сказал. Им даже не понадобится башню штурмовать, просто отрежут нам все колодцы и угодья. И амба. Без товаров, получаемых за Груз, нам не выжить. После гибели твоего отца и Мины, ранения Гришки мои позиции слабеют. А тут еще лучшего стрелка изгнали… Отец про свою вдовушку только и думает. А дядька Акинф все к своим рукам норовит прибрать. Понимаешь, каково? Тут еще и крыса-подсыл в доме завелась.

— Да, Зотей мне о том весть передавал.

— Да, я просил его с тобой поговорить, объяснить толком, чтоб дров не наломал… Да какое там… с самого малолетства ты такой был. Птицу по полету узнают. А ты и мальцом ровно лебедь среди гусей гляделся. Ну, видно судьба такая. Прости за все, Мартемьян. Не смог я обещание, данное твоему отцу — брату моему, выполнить. Не позаботился о детях его.

— Дядя Поликарп, не суди себя. Ты все сделал, как надо. Это я сам так решил. Других вариантов не осталось. А мне очень надо в небо.

Дядька молча покивал, потом сжал его плечо.

— Тогда держись. За облака путь не легок. И знай, когда и если наступит день, стану главой рода, то опалу с тебя сниму.

— Принято, Поликарп Маркелыч. И спасибо. Вот еще что, я только сегодня понял. В семье Акинфа никого умерших от эпидемии нет. Болели вроде много, а по оконцову… Такая удача, что даже не верится… Ты подумай на этот счет, дядя Поликарп.

Оставшись, наконец, один, он некоторое время просто сидел, переваривая произошедшее и стараясь восстановить равновесие изрядно раскачавшейся нервной системы. Потом огляделся еще раз, закинул рюкзак на плечо, оставил ключи на столе и, не закрывая дверь, шагнул за порог.

Спускаясь вниз, размышлял, двинуть ли сразу к бронированному тамбуру, или все же завернуть на лестницу, ведущую вниз, в оружейную. Недавний разговор с дедом Каллистратом не задался, но и уйти вот так, не сказав ничего, было совсем уж криво.

«Зайду, перекинемся парой слов и все, на волю, в пампасы». Толкнув тяжелую дверь, он оказался в родной и привычной обстановке берлоги старого инвалида.

— Деда, я попрощаться зашел…

— Это ты верно сделал, внучек, — радостно встретил его старик, на лице которого появилась жутковатая гримаса, заменявшая улыбку, — Ты не стой, проходи, садись. Не спеши. Я все знаю. Так что не трать время попусту. Лучше послушай меня. Только для начала скажи, ты позавтракал?

— Нет.

— Тогда вот, держи тебе угощение.

И оружейник выставил на стол очевидно собственноручно, широкими ломтями, по-мужски нарезанные бутерброды, с неровным слоем масла, и целыми брусками сыра и копченого мяса.

— И еще пара вареных вкрутую яиц тебе припас. Съедай все без остатка. А тем часом слушай меня внимательно.

Он покрутил в своем калабасе серебряной трубочкой-бомбильей, потянул немного мате и, откашлявшись, продолжил.